Книга Мужчины без женщин - Эрнест Миллер Хемингуэй

ноги у него были коротковаты. Джек был выше его на полголовы.

— Хэлло, Джек, — сказал он. Лицо у него было все в шрамах.

— Хэлло, — сказал Джек. — Как самочувствие?

— Очень хорошо, — сказал Уолкотт. Он сбросил полотенце и стал на весы. Таких широких плеч и такой спины я еще ни у кого не видел.

— Сто сорок шесть фунтов и двенадцать унций. — Уолкотт сошел с весов и ухмыльнулся Джеку.

— У вас разница в четыре фунта, — сказал ему Джон.

— К вечеру будет еще больше, — сказал Уолкотт. — Я теперь пойду пообедаю.

Мы пошли в уборную, и Джек оделся.

— Крепкий паренек, — сказал мне Джек.

— Судя по виду, ему часто доставалось.

— О да, — сказал Джек. — В него попасть не трудно.

— Вы теперь куда? — спросил Джон, когда Джек был одет.

— Обратно в отель, — сказал Джек. — Вы обо всем позаботились?

— Да, — сказал Джон. — Там все сделают.

— Пойду теперь прилягу, — сказал Джек.

— Хорошо. А без четверти семь я зайду за вами, и мы пойдем ужинать.

— Ладно.

Когда мы пришли в номер, Джек снял башмаки и пиджак и лег. Я сел писать письмо. Время от времени я поглядывал на Джека. Он не спал. Он лежал совсем тихо, но глаза у него то и дело открывались. Наконец он встал.

— Сыграем в криббедж, Джерри? — сказал он.

— Давай, — сказал я.

Он раскрыл чемодан и достал карты и доску для криббеджа. Мы сыграли несколько партий, и Джек выиграл у меня три доллара. Потом в дверь постучали, и вошел Джон.

— Хотите сыграть в криббедж, Джон? — спросил Джек.

Джон положил шляпу на стол. Она была вся мокрая. Пальто у него тоже было мокрое.

— Дождь идет? — спросил Джек.

— Льет как из ведра, — сказал Джон. — Я ехал в такси, но попал в затор, пришлось добираться пешком.

— Давайте сыграем в криббедж, — сказал Джек.

— Вам бы надо поесть.

— Нет, — сказал Джек. — Пока еще не хочется.

С полчаса они играли в криббедж, и Джек выиграл у Джона полтора доллара.

— Ну, ладно, — сказал Джек. — Пойдем, что ли, ужинать.

Он подошел к окну и выглянул на улицу.

— Все еще дождь?

— Да.

— Поедим здесь, в отеле, — сказал Джон.

— Хорошо, — сказал Джек. — Сыграем еще партию. Кто проиграет, платит за ужин.

Немного погодя Джек поднялся и сказал:

— Вам платить, Джон. — И мы пошли вниз и поужинали в большом зале.

После ужина мы вернулись в номер, и Джек еще раз сыграл с Джоном и выиграл у него два с половиной доллара. Джек совсем развеселился. У Джона был с собой саквояж, и в нем все что нужно для матча. Джек снял рубашку и воротничок и надел фуфайку и свитер, чтобы не простудиться на улице, а костюм для ринга и халат уложил в чемоданчик.

— Готовы? — спросил его Джон. — Сейчас велю вызвать такси.

Скоро зазвонил телефон, и снизу сказали, что машина пришла.

Мы спустились в лифте, прошли через вестибюль, сели в такси и поехали в Парк. Шел проливной дождь, но перед входом на улице стояла толпа. Все места были проданы. Когда мы проходили в уборную, я увидел, что зал набит битком. От верхних мест до ринга, казалось, было добрых полмили. В зале было темно. Только фонари над рингом.

— Хорошо, что не вынесли на открытую сцену, — сказал Джон. — А то как быть под таким дождем?

— Полный сбор, — сказал Джек.

— На такой матч и больше бы пришло, — сказал Джон. — Зал не вмещает.

— Погоду наперед не закажешь, — сказал Джек.

Джон подошел к дверям уборной и заглянул внутрь. Джек сидел там, уже в халате, скрестив руки, и смотрел в пол. С Джоном было двое секундантов. Они выглядывали из-за его плеча. Джек поднял глаза.

— Он уже вышел? — спросил он.

— Только что вышел, — сказал Джон.

Мы стали спускаться. Уолкотт как раз выходил на ринг. Его хорошо встретили. Он пролез под канатом, поднял руки, сложенные вместе, улыбнулся, потряс ими над головой, сперва в одну сторону, потом в другую, и сел. Джеку много хлопали, когда он пробирался сквозь толпу. Джек ирландец, а ирландцев всегда хорошо встречают. Ирландец не сделает такого сбора в Нью-Йорке, как еврей или итальянец, но встречают их всегда хорошо. Джек поднялся на ступеньки и нагнулся, чтобы пролезть под канатом, а Уолкотт вышел из своего угла и наступил на нижний канат, чтобы Джеку удобней было пройти. Публике это страшно понравилось. Уолкотт положил Джеку руку на плечо, и они постояли так несколько секунд.

— В любимцы публики метите? — спросил Джек. — Уберите руку с моего плеча.

— Ведите себя прилично, — сказал Уолкотт.

Публика любит такие вещи. Как они благородно держат себя перед боем! Как они желают друг другу удачи!

Когда Джек стал бинтовать себе руки, Солли Фридмен перешел в наш угол, а Джон пошел к Уолкотту. Джек просунул большой палец в петлю бинта, а потом гладко и аккуратно обмотал руку и крепко завязал ее тесьмой у кисти и дважды вокруг суставов.

— Эй, эй, — сказал Фридмен. — Куда столько тесьмы?

— Пощупайте, — сказал Джек. — Она же совсем мягкая. Не придирайтесь.

Фридмен оставался с нами все время, пока Джек бинтовал другую руку, а один из секундантов принес перчатки, и я натянул их на Джека, размял и завязал.

— Фридмен, — сказал Джек, — какой он национальности, этот Уолкотт?

— Не знаю, — сказал Солли. — Датчанин, что ли.

— Он чех, — сказал секундант, принесший перчатки.

Рефери позвал их на середину ринга, и Джек вышел. Уолкотт вышел улыбаясь. Они сошлись, и рефери положил обоим руки на плечи.

— Ну-с, любимчик, — сказал Джек Уолкотту.

— Ведите себя прилично.

— Что это вы выдумали назваться Уолкоттом? — сказал Джек. — Вы разве не знаете, что он был негр?

— Выслушайте, — сказал рефери и прочитал им какое полагается наставление. Раз Уолкотт прервал его. Он ухватил руку Джека и спросил:

— Могу я бить, если он захватит меня вот так?

— Уберите руку, — сказал Джек. — Нас еще не снимают для кино.

Они разошлись по углам. Я снял халат с Джека, он налег на канат и несколько раз согнул ноги в коленях, потом натер подошвы канифолью. Раздался гонг, и Джек быстро повернулся и вышел. Уолкотт подошел к нему, они коснулись друг друга перчаткой о перчатку, и едва Уолкотт опустил руку, как Джек провел двойной джеб[12] левой в голову. Не было на свете лучшего боксера, чем Джек. Уолкотт пошел на него, все время двигаясь вперед, опустив подбородок. Он предпочитает работать крюками[13] и держит руки низко. Все, что он умеет, — это бить. Но всякий раз,