Книга Сначала повзрослей - Маша Малиновская

эта первая любовь.

— Да уж.

Тему на этом мы закрываем и продолжаем диалог уже про тачки. Но внутри занозой заседает. И поцелуй этот несмелый, и запах её с ума сводящий, и глазищи эти огромные и чистые.

21

Евгения

Выбежав за крайние гаражи, я чувствую, что вот-вот лишусь чувств. Забегаю за угол и останавливаюсь, опираясь спиной о стену. Пытаюсь отдышаться. Прижав к груди ладонь, чувствую, как под ней бешено колотится сердце. Несётся куда-то на всех парах, накормленное адреналином.

Что же я наделала?

Что он теперь обо мне подумает?

Вот же дурища!

Какой стыд!

Дёрнуло же меня что-то! Хотя, сама же знаю, что.

И он так посмотрел…

Как на идиотку. Малолетку.

Все системы в моём организме будто входят в SOS-режим. Сигналят-сигналят. Руки дрожат, сердце колотится, кожа огнём горит. Даже зубы стучат, будто я замёрзла. Только меня в пот бросает.

Безумие какое-то. С ума сойти.

И что дальше делать-то? Как ему на глаза показываться?

Присаживаюсь на корточки и обхватываю колени. Если кто-то увидит меня, подумают, что странная, ненормальная какая-то. Да и ладно. Мне в себя прийти нужно, успокоиться.

Слышу рядом тихое фырканье. Большой вислоухий пёс тяжело садится рядом. Старый и потрёпанный.

— Привет, Дружок, — наверное, он совсем не Дружок, но так назвать его — первое, что приходит в голову.

Пёс тяжко вздыхает и смотрит так проницательно, будто вот-вот заговорит. Будто понимает, почему я тут скрючилась, и хочет пожалеть меня или что-то ободряющее сказать.

Треплю его за ухом, а он довольно щурится.

Скучаю я по деревне. Не думала, что буду, но скучаю. Там как-то всё проще и понятнее. Дом, хозяйство, бабушка, соседи. Живность, которую потискать можно, душу отвести. Любая соседская собака знакома. А тут… Ну хоть этот Дружок откликнулся.

Мимо проезжает машина, едва не обрызгивает меня, провалившись одним задним колесом в грязную лужу. Это немного приводит меня в чувство. Я прощаюсь с Дружком, отскребаю себя от стены и иду к тротуару.

Весь день дома я волнуюсь о том, что скажу Герману Васильевичу, когда он вернётся. Даже посещают мысли о том, что, возможно, мне стоит собрать свои вещи и уйти.

Но здравый смысл говорит всё же дождаться Германа Васильевича. Скажет уйти, значит, уйду.

Но вечером встретиться не получается. Ближе к одиннадцати я засыпаю, засунув конспект под подушку, а Германа Васильевича дома ещё нет. Он, видимо, приходит поздно. Ночью, когда встаю выпить воды, тихо прохожу мимо него спящего в гостиной. Чувствую явный запах алкоголя.

Гадкое чувство, которое я определяю как ревность, царапается изнутри. Обида подкатывает, и в носу начинает щипать. Я испытываю целый сонм чувств, и не знаю, не понимаю, что с ними делать и как управлять.

На следующий день Герман Васильевич ведёт себя как обычно, ничем не намекая на произошедшее. И все последующие дни тоже. Наверное, для него это что-то совсем-совсем неважное. Не имеет никакого значения, и только я себе накручиваю.

Вот только не легче мне совсем. Всё будто по нарастающей. День за днём. И где-то через неделю я не выдерживаю и всё рассказываю Тане.

— Это просто невыносимо, — жалуюсь подруге, когда мы прогуливаемся в том самом парке за колледжем. — Я уже вся извелась, не знаю, что и делать. Я уже спать не могу, Тань.

— Да уж, — качает она головой. — Жень, ну а он что, совсем никак?

— Никак, — пожимаю плечами, испытывая искреннюю признательность к подруге за то, что не осуждает и не вворачивает “а я же говорила”. Не подтрунивает и не хихикает.

— Так может поговорить с ним в открытую? Ну типа как есть. Объясниться. Тебе хоть легче станет. Ну а там, кто знает, может, у него тоже тайные чувства. И как закрутится! Первым у тебя будет…

— Ой, ты такое говоришь! — от смущения прячу лицо в ладонях, понимая, что на самом деле отчаянно желаю этого и телом и душой.

Честно говоря, представить, что у взрослого мужчины есть тайные чувства, которые он тщательно скрывает, мне очень сложно. Особенно такой мужчина, как Герман Васильевич. Он очень прямолинейный.

— Иногда расставить все точки на и очень даже правильно, Жень. Вряд ли он тебя засмеёт, если и вправду этот твой Герман Васильевич такой, как ты говоришь.

— Наверное, ты права, Таня, — качаю головой, усаживаясь на свою любимую качелю. — Только как это сделать? Я ведь в жизни в трезвом уме на такое не решусь. Я тут с этим поцелуем… с ума чуть не сошла от страха.

— Так не в трезвом…

Смотрю на Таню удивлённо. Она это серьёзно, что ли? Ещё не хватало мне опозориться — предстать перед Германом Васильевичем пьяной.

— Я не имею ввиду нажраться до поросячьего визга, Жень. Просто пригубить для раскрепощения. Ну и там продумать… внешний вид, слова. Он же мужик взрослый, соответствовать нужно.

Задумчиво пинаю камешек под ногой, покачиваясь на качели. А, может, Таня права? Логика в её словах есть. Что в конце концов я теряю? Ну не получится, значит, съеду и всё тут. Тогда хотя бы от неопределённости не будет так мучительно.

Следующие два дня я обдумываю, стоит ли использовать Танин план. Выйдет ли что-то из этого.

Случай же подворачивается сам.

В пятницу после пар мы с Таней едем к Ларисе — нашей одногруппнице. Для выполнения практического задания нас объединили в группы, а у Лары как раз нет родителей дома. Лена тоже приедет через час, ей нужно брата пораньше из сада забрать и к бабушке отвести.

Лариса угощает нас оладьями со сгущёнкой, мы быстренько пьём чай и принимаемся за работу.

Она вытирает насухо стол, мы достаём инструкцию к изделию, определяемся с планом работы, записываем его, как сказал преподаватель.

Задание непростое. Нам нужно составить план, описать каждый этап работы над изделием. От снятия мерок до выбора ткани и раскройки. Конечно, мы ещё не умеем делать всего, как-никак только первый курс. Но и изделие у нас достаточно простое — покрывало с оборками. Я такие шила ещё в седьмом классе.

Лена приезжает чуть позже, чем планировала. Бабушка ещё поручила ей в магазин сбегать. В итоге с работой мы немного затягиваем. Не сразу получается. Ещё и описательную часть решили не откладывать, а сразу делать. В итоге заканчиваем уже около семи.

— Девчонки, это дело надо отметить, — предлагает Лариса. — Мои будут уже ближе к одиннадцати, время ещё есть. И вино у меня тоже есть, — подмигивает.

— А папа твой ничего не скажет,