Книга Прошлое. Настоящее. Будущее - Константин Анатольевич Крылов

массовые убийства и резню как орудия прогресса, ага-ага. Другие русские мыслители тоже не отставали, усматривая цель развития человечества, где только угодно, лишь бы не у себя. Кончилось всё это марксизмом как массовой болезнью. Чем кончился марксизм – мы все помним.

Я не хочу сказать, что всякий верующий в прогресс – непременно пропагандист, жулик и мерзавец. Он может быть жертвой прогрессистской пропаганды, например. Но вообще-то верить в такие вещи просто глупо. Никакого «общественного прогресса» просто не существует. Есть процесс, подобный эволюционному: люди приспосабливаются к обстоятельствам (в том числе тем, которые сами породили). Иногда процесс этого приспособления и в самом деле идёт как бы в одну сторону, что можно принять за сознательное продвижение к заданной цели. Но это иллюзия. Как является иллюзией, с точки зрения теории эволюции, что, скажем, млекопитающие «прогрессивнее» динозавров. Всё, что можно сказать – так это то, что к данному месту и данному времени они оказались хорошо приспособленными. В других обстоятельствах могло бы получиться по-другому.

Есть общества более или менее успешные, но нет «более прогрессивных» и «менее прогрессивных». То, что считалось «прогрессом» вчера, может восприниматься как дикость сегодня. Пример: в середине XIX века считалось, что девственность до брака и моногамия – вершина прогресса в семейных отношениях, а вот дикари трахаются с кем попало, на то они и дикари. А в семидесятых годах XX века считалось, что всякая там девственность – смешной и устаревший предрассудок, а прогрессом является весёлый промискуитет без обязательств. Что будут думать в восьмидесятых годах ХХI века, мы пока не знаем. И хорошо – потому что нам это наверняка не понравилось бы. Скорее всего, в самых прогрессивных странах институт брака вовсе уничтожится, а вершиной нравственности будет считаться секс с роботом (ибо только грязные дикари подвергают друг друга сексуальной эксплуатации). Во всяком случае, сейчас дело идёт именно к этому… Ну а теперь скажите, на каком участке этой траектории наблюдался «истинный прогресс». А потом поспорьте-ка друг с другом, ага-ага.

Короче. Всякий человек, всерьёз рассуждающий о «прогрессивности» чего бы то ни было вообще и одежды в частности, не заслуживает того, чтобы его слушали. Он или дурак, или жертва пропаганды, или сам пропагандист. Которому нужно высмеять идею.

Слово «высмеять» тут главное. На самом деле люди, обращающиеся к аргументу «косоворотка непрогрессивна» боятся одного: что над ними кто-нибудь посмеётся.

Страх этот понятный. Как писал по этому поводу Дмитрий Евгеньевич Галковский в «Бесконечном тупике»: «Ведь России в начале века сказали – умри».

Да ещё до этого сто лет говорили. Куда, дурак, в шапке пошёл? Какая у тебя шапка? Неправильная. «Мурмолка». А идёшь как? Чего переваливаешься? А это что у тебя? Рукавицы? Выбрось! Ребята, смотрите, у него лапти! Ух ти, господи! Вот мы как, в лаптях! Что, лапоточки-то крепкие? А ел что сегодня? Щи неправильные? Фуй! А блины? Жирные, скользкие, бр-р! И смешно: «русский ест блин» (дурак!).

За русским десять человек ходили и смеялись. Каждый шаг комментировался, передразнивался и высмеивался. Ну как же тут жить? Марсианин щупальцем указывает товарищу своему на сапиенса, смеётся: «Смотри, это “нос” у него – ишь, чёрт, дышит им».

Вы возьмите юмористические журналы начала века. Ладно, что там в карикатурах осмеиваются сами сословия и профессии как таковые. Чиновник осмеивается за то, что чиновник, поп – за то, что поп, полицейский – за то, что полицейский. Это ещё ладно. Но в безобразные рваные мундиры с оторванными пуговицами и ржавыми «селёдками», заплатанные мешки-рясы и косорукие косоворотки одеты русские свиньи. Тут ненависть биологическая, животная. Везде варьируются пять-шесть русских типов с заботливо прорисованными скулами, щелеобразными глазками, аккуратно зауженными лбами и алкоголическими носами-картошками. Разве в английской, французской или немецкой карикатуре осмеивается собственный национальный тип? Так монотонно, так постоянно, как одна из основных, если не основная, тема? Ни тогда, ни сейчас.

А теперь правнуки тех, кто читал те гнусные журнальчики и трусовато посмеивался над лаптями и блинами (потому что понимал, что смеются над ними – как над русскими), боятся, что их снова будут передразнивать и высмеивать за косоворотку. Которая в своё время тоже попала в этот список передразниваемого и высмеиваемого.

От России к Россiи

Эта статья задумывалась как рецензия на сборник «Труды по русскому правописанiю», выпущенному издательством «Чёрная Сотня». Написание заголовка вполне точно соответствует содержанию. То есть книга является апологией старой (дореволюционной) орфографии с «ятем и фитой».

Прежде чем продолжить, я позволю себе несколько слов о собственных предпочтениях в этом вопросе. Лично мне приятнее читать книгу, написанную в старой орфографии, нежели в современной – хотя бы потому, что «это красиво». В смысле: современная серенькая кириллица «из одних палок», напоминающая глухой бетонный забор, разбивается ятями и «десятичными i», что – зрительно – превращает забор в стену с башенками и воротцами. Более того, классическая орфография меняет и стиль восприятия: поневоле относишься к написанному серьёзнее, что ли, и с бóльшим доверием. И, в общем, если выбирать между современной и классической орфографией, то я лично предпочёл бы вторую хотя бы по этим соображениям. С другими аргументами в пользу старой орфографии читатель может ознакомиться в вышеуказанном сборнике.

Однако данная статья посвящена не этому. Я хотел бы продолжить разговор о строительстве русской субкультуры. А в любой субкультуре – да что там, и в «большой» культуре тоже – слова и даже отдельные буквы могут иметь огромное значение. Это тот самый случай, когда не только devil in detail [36], но и Сам Бог присутствует в мельчайшем.

Чтобы читатель мог это оценить, приведу три исторических примера, связанных именно с вопросами божественными – и ещё один, имеющий отношение к политике.

Пример первый. В истории Византии было несколько внутрихристианских церковных конфликтов. Самым значительным из них был так называемый «арианский спор» IV века. Спор начался из-за воззрений александрийского пресвитера Ария на Святую Троицу. Конкретно – Арий отрицал единство Троицы, считая Христа не «единосущим» Богу-Отцу, а лишь «подобносущным» – то есть, проще говоря, не Богом, а «хорошим человеком», «пророком». Что противоречило решениям Первого Никейского собора, на которых провозглашалось единство Троицы. Конфликт продолжался с 325‐го по 381 годы, в него была вовлечена как верхушка византийской элиты (включая византийских императоров, басилевсов), так и низы общества – дело доходило до массовых беспорядков, пожаров (как в Антиохии в 328 году), изгнаний и возвращений епископов и монахов и т. п. В общем, «всякое было». При всём том речь шла «о