Книга До победного дня - Vladarg Delsat

руках. Пусть столовая оказалась сказочной — в ней всегда было много еды, но ребята до сих пор опасались, что еда отравленная и ели только хлеб. Совершенно не веря немцам, и Гриша, и Маша ели хлеб, хотя хотелось… Но обоим было просто страшно, потому что в их понимании немец не мог быть хорошим. Те самые немцы, лишившие их мамы, просто не могли хотеть сделать что-то доброе.

Увидев старших ребят и девушек, Маша сделала шаг назад. Остановился и Гриша, услышав веселые шутки и смех. Несмотря на то, что он все отлично понимал, но там говорили по-немецки! Там смеялись… Наверное, также смеялись проклятые фашисты, бомбя город, укладывая снаряды в ясли и больницы… Он просто не мог сделать шаг вперед.

Маше же просто стало страшно и очень холодно. Будто стужа охватила сразу же задрожавшую девочку. Гриша все понял, развернув Машу в обратную сторону. Они почти бегом отправились в свою комнату, чтобы одетыми забраться под одеяло, спрятаться там ото всех.

— Да, это серьезная проблема, — герр Шлоссер увидел, что произошло. — Я даже не знаю, что делать.

— Ты заметил, друг мой, — герр Келлер думал не только об увиденном только что. — Дети в столовой едят только хлеб?

— Они могут думать, что все остальное отравлено… — вздохнул заместитель ректора школы. — Я читал, наци так делали в лагерях, когда ставили свои опыты.

— Хайнцель! — позвал Уве. — Будьте столь любезны, отнесите детям хлеба и чая, что ли…

— Я исполню вашу просьбу, — поклонился появившийся из воздуха маленький человечек в традиционных одеждах своего народа.

— Испугали их наши старшеклассники, — герр Шлоссер даже не представлял себе, что делать дальше. — Может быть кто-то их возраста?

— Возможно… — герр Келлер судорожно искал выход, но не находил его.

А Гриша с Машей чуть успокоившись, обнаружили на столе, рядом с кроватью несколько кусков свежего хлеба и чашки, исходившие паром. Неведомый друг опять позаботился о них, за что дети были ему благодарны. Все-таки, оставаться без хлеба было очень страшно.

Опасаясь еще выходить, Гриша все ждал, когда немцы ворвутся в их комнату, чтобы силой выволочь наружу, но ничего не происходило. Маша медленно успокаивалась, переставая дрожать. На них обоих были зимние куртки, казалось, совсем не гревшие, потому что холод поднимался откуда-то изнутри и только кипяток спасал. Хайнцель сервировал чай, как привык, но Гриша даже не подумал о заварочном чайнике, маленькими глотками отпивая горячую воду из чашки. То же делала и Маша. В понимании ребят, заварке взяться было просто неоткуда, в их головах, сердцах и душах все еще жила Блокада.

— Пойдем, может, погуляем? — предложил Гриша, помня, что говорила мама, когда их направляли в кинотеатр.

— Страшно, — отозвалась Маша. — Давай посидим вдвоем, хотя и здесь страшно, потому что слишком тихо…

— Хорошо, — согласился мальчик, совершенно не желая слез своей девочки.

Они сидели, почти не шевелясь, а потом Гриша начал вслух вспоминать теплые, хорошие моменты, от которых хотелось даже улыбнуться, но улыбаться у них не получалось. Минул час, за ним другой, наконец, подошло время обеда, о чем напомнил желудок. Не было уже того, самого страшного голода, и Гриша, и Маша были уже сыты, насколько можно было насытиться только хлебом, но…

Получив обеденный кусочек, девочка заметила, что мальчик не ест и, отломив половину, почти насильно затолкала хлеб в рот жертвующему ради нее абсолютно всем Грише.

— Ешь! — прикрикнула она на него, а потом уже намного тише добавила… — надо кушать, чтобы жить, а я без тебя не смогу.

— Я без тебя не смогу, — эхом откликнулся мальчик.

Буквально по крошке съедая такой драгоценный хлеб, Гриша и Маша совершенно ни о чем не думали, полностью сосредоточившись на этом процессе.

Заметивший, что детей не было на обеде, герр Шлоссер тяжело вздохнул. Нужно было что-то делать, но что тут можно было сделать… И тут он увидел старшеклассницу, видимо, только что приехавшую. Он смотрел на девушку и видел в ней этих детей — лицо безо всяких эмоций, взгляд перед собой… Старшеклассница держалась подальше от других, явно не понимавших, что случилось. Страшная догадка пронизала все существо заместителя ректора.

* * *

Выходить из поезда Наде было просто страшно — там улица, и… Но она взяла себя в руки, и подхватив сверток с самым ценным для себя, двинулась на выход. Примечательно, что встретившиеся знакомые здоровались, но не спрашивали о том, почему девушка не улыбается, да и о содержимом свертка. Немцы очень отличались от русских, Надя это поняла в этот самый момент. В ленинградской школе ее бы уже окружили подруги, забросав вопросами, а здесь нет. Впрочем, это было к лучшему, ибо как ответить она просто не знала.

Большой автобус вобрал в себя школьников, и вот тут к Наде подсела ее школьная подруга — Моника Шульц. Поздоровавшись, Моника внимательно посмотрела на подругу, отмечая бесстрастное лицо, и тусклые, будто мертвые, всегда такие синие глаза.

— Марта, что с тобой случилось? — серьезно спросила подруга.

— Я потеряла эмоции, но это пройдет, — ответила Надя… Марта. — Рассказывай, как у тебя дела!

— Господи, Марта! — староста класса обняла девушку, будто желая согреть, отмечая при этом, как расслабилась подруга, закутанная в зимнюю куртку. — У меня все прекрасно, последний же год, а потом экзамены и все! Ты еще не решила, куда хочешь?

— Пожалуй, решила, — губы Марты дрогнули, будто пытаясь сложиться в улыбку. — В целители пойду, буду деток лечить.

— Что-то странное с тобой, подруга, — покачала головой Моника. — Ну да захочешь — расскажешь…

— Я расскажу, — коротко пообещала Марта. — Только постепенно и… чуть попозже, хорошо?

— Договорились, серьезно кивнула фрау Шульц и сразу же, без перехода, начала трещать о лете, новой моде и грядущих экзаменах.

Марта слушала трещание подруги, явно желавшей ее расшевелить, время от времени вставляя какие-то фразы, а думала совсем о другом. Автобус все ехал, от сытости почему-то клонило в сон, но засыпать девушке было нельзя — у нее был хлеб, который легко бы украли, стоило бы ей уснуть. Блокада въелась уже, казалось, в подсознание… И, хотя здесь ее не было, тем не менее она жила где-то, жила и ждала, когда Надя расслабится, чтобы ударить по самому дорогому, как уже ударила, отняв мамочку…

Автобус остановился, замолчала на середине фразы и Моника, глядя на Марту неожиданно серьезным взглядом, будто и не она только что заливисто смеялась над своей же шуткой. Увидев, что ничего не изменилось, староста двинулась на выход, краем глаза отметив, как бережно подруга взяла свой сверток.

Пройдя знакомым маршрутом, подруги вошли в школу.