Книга Награда для Белоснежки - Робин Доналд

Наконец они достигли дна ущелья, остановились у ручья и спешились, давая возможность лошадям напиться свежей воды. Лаки прыгнул к ручью, потом начал выслеживать какой-то очень интересный запах, опустив нос вниз между темными стволами деревьев.

— Ко мне! — приказала Эмма.

Он подчинился с неохотой. Нахмурившись, она сказала:

— Думаю, здесь могут водиться киви. Собаки любят киви.

Кейн что-то промямлил на выдохе, она была рада, что не расслышала его слов, и поспешно добавила:

— Я буду держать его на поводке.

— Я могу повести его сам. — Его голос был холодным и отчужденным.

Эмма с напряжением возразила:

— Ваша лошадь, может, и не будет ничего иметь против, но, я думаю, Лаки это не понравится.

— Ну ладно!

Пока она пристегивала поводок, Кейн подхлестнул обеих лошадей, и они вместе стали взбираться по другой стороне ущелья под старыми деревьями, почти полностью увитыми лианами и орхидеями.

— Я должна была предположить, что здесь есть киви, — сказала Эмма после нескольких напряженных минут молчания.

— Я знал. — Его голос был резкий, отрывисто-грубый. — Я не подумал об этом.

Неужели он взял за правило все контролировать в своей жизни и даже такая мелочь, как эта, могла вывести его из себя? Она посмотрела в сторону Кейна. Его ноги в сапогах касались земли бесшумно, и походка напоминала передвижение пантеры. Он переставлял свои ноги так легко и неутомимо, что Эмме и Лаки пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его.

Возможно, она уже становилась одержимой. Что ж, устало подумала Эмма, почти наверняка она не первая женщина, которая теряет от Кейна Тэлбота голову.

И не последняя.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Опять они возвращались домой в молчании. Они молчали даже тогда, когда спешились и отпустили лошадей, перебросившись лишь несколькими необходимыми словами. Похоже, даже Лаки что-то заподозрил: пес был настороже и держался поближе к Эмме.

— Спасибо за прогулку. Все было чудесно! — Банальные слова, произнесенные натянутым голосом. Но что еще она могла сказать?

Взглянув на часы, Кейн предложил:

— Мне нужно через пять минут позвонить. После этого мы поупражняемся с Лаки.

— Вы не сочтете меня невежливой, если я не пойду с вами, а подожду около пруда? Я чувствую, что вся пропиталась запахом конского пота.

— Хорошо, — ответил он равнодушно. — Я вернусь через пятнадцать минут.

У пруда стояла скамейка под живописным вязом. Его пока еще голые ветви, опушенные блестящей позолотой, предвещали появление сливочно-желтых листьев.

Не глядя вслед Кейну, удалявшемуся от нее по дороге, Эмма села, поглаживая Лаки, который прижался к ее коленям. Через минуту пес отошел, напился воды, вернулся обратно и растянулся у ее ног. Солнечный свет, проникающий сквозь листву, брызнул на обращенное кверху лицо Эммы. Она старалась ни о чем не думать, но образ Кейна не покидал ее. Закрыв глаза, она вспоминала его грациозные движения, когда он поднимал седло на спину лошади, его горделиво вскинутую голову, угловатые и волевые черты лица. И еще его ослепительную улыбку, властную и неотразимую.

— Эмма!

Вздрогнув от неожиданности, она широко распахнула глаза. Он подошел так тихо, что она не услышала. Даже Лаки не шевельнулся. Она ухватилась за протянутую Кейном руку. Он помог ей встать, но, когда Эмма подумала, что он сейчас отпустит ее, Кейн лишь крепче прижал ее к себе.

— Я боролся с этим соблазном с тех пор, когда впервые увидел тебя, — сказал он глубоким напряженным голосом и затем поцеловал ее словно в пику своему здравому смыслу.

Это было похоже на плен; охваченная сильным физическим желанием, Эмма просто перестала соображать.

Его сердце билось неровно — или это просто их сердца слились в одном неистовом лихорадочном биении? Эмма обнимала его могучую спину и тонула в этом ощущении — опасном, бесконечно возбуждающем. Она таяла, охваченная страстью и непреодолимым желанием, до тех пор, пока, побуждаемая шепотом дурного предчувствия, медленно не подняла тяжелые веки и неохотно встретилась с его сузившимися глазами, блестевшими и горящими от возбуждения.

Густые темные ресницы почти закрывали янтарную глубину его глаз, но огонь в них был таким же холодным, как солнечные лучи, заключенные в сердце айсберга, подумала Эмма.

Боль хлестнула ее, безжалостно срывая покров иллюзий. Быстро заморгав, Эмма застыла и резко отодвинулась.

Кейн выпустил ее из своих объятий, она отступила назад и судорожно глотнула воздух.

— Не очень удачная идея, — с трудом сказала она.

— Не очень, — согласился он, такой отчужденный, что Эмму передернуло. — Извини, мне очень жаль.

Лаки заскулил и прижался к ее ноге; она почесала его за ухом, не в состоянии сосредоточиться на какой-либо из мыслей, проносившихся у нее в голове.

Все тем же безразличным тоном Кейн сказал:

— Это больше не повторится. Нам лучше уйти отсюда.

Следующая четверть часа была сплошной пыткой. Эмма сидела у ворот и наблюдала, как Кейн с помощью двух взрослых собак тренирует маленькую черно-белую колли и озадаченного, но заинтригованного Лаки.

Казалось, в Кейне ничего не изменилось, в то время как она сама была настолько потрясена, что ей пришлось призвать все остатки силы духа, чтобы скрыть бушевавшие в ней чувства.

К счастью, через несколько минут мастерство Кейна в работе с собаками привлекло ее внимание, и она успокоилась, сосредоточившись на этом процессе. Кейн был великолепен. Терпеливый, прекрасно понимающий собак, он редко ругал их, чаще награждал, обучая тому, что одна конкретная команда должна сопровождаться одним свистком. Эмма ощущала почти гордость за то, что Лаки, хотя и не совсем понимая, что происходит, не нуждался в повторении одной и той же команды дважды.

Темные волосы Кейна отливали янтарным светом на жарком весеннем солнце, подчеркивая резкие черты воина, когда он, уперев руки в бедра, пристально следил за собаками.

— Очаровательно, не правда ли? — раздался за ее спиной веселый голосок.

Эмма повернулась.

— А, привет, Аннабель!

Кузина Кейна стояла по другую сторону ворот, ее хорошенькое личико было холодным, в глазах читался вызов. Избегая взгляда Эммы, Аннабель проговорила, растягивая слова:

— Кейн знает, что делает. В действительности моя мама, которая является его троюродной теткой или кем-то в этом роде и знает его всю жизнь, говорит, что он был такой с самых пеленок. Он планирует, работает, ждет результатов; ему наплевать, обижает он кого-нибудь или нет, и никто и не ожидает от него ничего другого.

— И это все, что он собой представляет?