Книга Бог неудачников - Елена Викторовна Яковлева

ведь, казалось бы, еще недавно женщина требовалась мне не реже раза в три недели, теперь же я вполне обходился без любовных утех по два месяца и больше. При этом перспектива когда-нибудь окончательно утратить интерес к плотским утехам приводила меня в состояние панического ужаса. И дело тут не в моих физических способностях, теоретически я мог бы и куда чаще (что показала история с Гандзей), просто я вступил в пору, когда секс мало-помалу стал утрачивать ту самодостаточность и безусловность, которую он имеет в годы юности.

Притом что мысли о нем посещали меня с прежней регулярностью, загвоздка была в мотивации. Допустим, возникал во мне такой порыв, теплился минуту-другую, а потом затухал. А все потому, что его претворение в жизнь требовало от меня конкретных действий. Как минимум, позвонить кому-то из старых подружек. Говорить им какие-то благоглупости, выражать какие-то эмоции… А я вдруг обнаружил, что именно эти само собою разумеющиеся ритуалы отнимают у меня гораздо больше физических и нравственных сил, чем то, чему они предшествуют и ради чего затеваются. А если прибавить к уже перечисленному дурацкую женскую привычку, устроившись после всего на твоем плече, нести блаженную чушь, которую ты должен терпеливо выслушивать… И это тебе не телефонный разговор, легко прерываемый на полуслове, и не праздная болтовня с продавщицей в магазине – самый простой способ восполнить дефицит общения на короткое время, а ты изволь – внимай.

К тому же в последний раз сподобившись на полный цикл общения с женщиной, я не испытал ничего, кроме утомления и разочарования. И зачем я все это затеял, спрашивал я себя потом. Столько бессмысленной суеты из-за нескольких минут сомнительного удовольствия! А эта несчастная, которую я заманил в свою берлогу (кстати, она была не из числа моих постоянных подружек) явно рассчитывала на «продолжение банкета». Ходила по комнате в моей рубашке, сверкая голыми, молочно-белыми ногами, соблазнительно присаживалась на диван, смеялась, запрокидывая голову… В то время как я тихо ее ненавидел, одновременно осознавая: хоть к истинным джентельменам меня и не отнесешь, свой долг мне придется выполнить. Что я и сделал, тупо и монотонно, уставившись в стенку и стиснув зубы.

Сегодня же, выйдя от Людки, даже несмотря на признаки похмелья средней тяжести, я ощущал что-то вроде прилива сил, сопровождаемого легким жжением и покалыванием во всех частях тела. Как будто мою кровь подогрели на несколько градусов, отчего она побежала по венам быстрее и веселее. Я даже поймал себя на том, что мурлыкаю себе под нос какой-то навязчивый мотивчик, чего со мной давненько не водилось. И это мое состояние стало еще блаженнее, когда дома под ноги мне с радостным визгом бросилась приблудная Псина.

– Что, говорят, ты тут без меня плохо себя вела? – Пожурил я ее, пока она крутилась вокруг меня. Потом присел, стиснул ее морду в ладонях и заглянул в желтые глаза. В них не было ни капельки вины, зато столько радости, что на ум мне пришла Настя, но тут я сказал себе: «Стоп, дальше запретная зона!».

Вслух же, обращаясь к собаке, я произнес совсем другое:

– Ладно, прощаю на первый раз. Кстати, я припас тебе подарочек.

И принялся шарить по карманам куртки в поисках купленного накануне поводка, но его там не было. Потерял-таки, пропойца!

– Ну вот, осталась ты без подарка. – со вздохом признался я Псине. – Сама виновата: надо было себе хозяина получше выбирать!

У меня мелькнула было мысль, взять ее завтра с собой к матери, куда я всерьез собрался, но я тут же ее отбросил, вовремя сообразив, что это вряд ли обрадует Алку. Что ж, придется задабривать Славку!

Глава IX

За те несколько месяцев, что мы не виделись, мать, как мне показалось, здорово сдала. Она и прежде не отличалась крепким здоровьем, а с тех пор, как умер отец, стала совсем слаба. У нее постоянно скакало давление, а в прошлом году случился микроинсульт. Алка тогда устроила мне страшный разнос, обвинив в бесчувственности. В итоге я на целую неделю переселился к ним на дачу и исполнял все ее прихоти. Кончилось это, правда, тем, что мы крупно поскандалили: я указал Алке на то, что у нее, на минуточку, есть еще муж и двое вполне взрослых детей, которых, между прочим, вырастила наша с Алкой общая мать, а, значит, ей и без меня найдется кем покомандовать. Алка, разумеется, от такого моего свободомыслия не на шутку разъярилась, и мне пришлось быстро сматывать удочки, благо, к тому моменту матери стало значительно лучше.

Теперь же мы с Алкой сидели бок о бок напротив матери и дружно изображали любящих родственников. Алка почти живо интересовалась моими делами, я без особого раздражения отвечал на ее идиотские вопросы. Мать смотрела на меня и тихо улыбалась. Могу себе представить, чего стоила бедной Алке эта сцена! Ведь ее с самого детства мучила страшная ревность. Она всегда считала, что мать любит меня сильнее, чем ее. Причем совершенно незаслуженно. Да, собственно, так оно и было, и я сам это знал, но что я мог поделать? Попробуй – объясни Алке, что любовь – штука иррациональная. Любят не за то, что есть, а за то, что могло бы быть. Тут все завязано на воображении. Впрочем, родительская любовь – явление отдельное, а потому мы с Алкой по гроб жизни будем мучиться каждый своим: она обидой за то, что получила этой любви меньше, чем ей требовалось; я – угрызениями совести за то, что мне незаслуженно отпустили лишку.

Наверное, я таким родился. Хотя сначала ничего как будто не предвещало, даже наоборот. Я был хорошим, послушным мальчиком. Меня хвалили воспитательницы в детском саду и учителя в школе, в которой я, как принято выражаться, шел на медаль, да так и не дошел. В последний момент сорвалось – получил четверку по алгебре. Помню, переживал, из-за того, что не оправдал надежд родителей и классной руководительницы и жутко завидовал Алке. Той в ту пору жилось куда как легче, потому что от нее никогда ничего не ждали. Говорили: да что с нее взять, выйдет замуж более-менее, да и ладно.

Училась она из-под палки, родители бились с ней, бились и, в конце концов, махнули рукой, направив нерастраченную энергию на младшенького. То есть на меня. И это вышло мне боком, а точнее, чертовой уймой комплексов, которыми я маюсь и поныне.

Та же Алка при каждом удобном случае поминает и мне, и матери, что, когда она