Книга Звезды под ногами - Лиз Филдинг

— Нет…

Сэди вздохнула.

— Может, я тебе и верю, но разницы тут никакой. История хороша, а бульварным листкам больше ничего и не надо. Значение имеет то, что мы теперь в осаде. Тебя выслеживают. Твоего имени в газетах не было, но выяснить, в какой компании шейх заказывал машину, труда не составляет. Думаю, они уже знают не только твое имя, но и цвет лака на ногтях ног.

— Нет у меня там никакого лака… — Диана остановилась, поняв, что Сэди выразилась иносказательно. — Сэди, прости. Я тебя заверяю, что все было совершенно…

Невинно. Она собиралась сказать «невинно». Что явная ложь.

Вовсе не невинными были их поцелуи. То, как он держал ее. Поднимал ее руку к губам. Она вспомнила, как загоралась ее кожа от его прикосновений. Как губы жаждали продолжения. Как сладко кружилась голова, когда он вальсировал с ней по площади. Как он позволил ей ощутить себя принцессой.

А сегодня…

— Диана!

Она подскочила оттого, что Сэди выкрикнула ее имя. Поняла, что та все время ей что-то говорила, ожидая какой-нибудь ответной реакции.

— Прости. Я в шоке.

— Держись. Не поддавайся. Надеюсь, тебе хватит пяти минут, чтобы собраться…

— Меньше, — сказала Диана, решив успокоить Сэди.

— Сделаем так. Остаток недели ты в отпуске. Следующую неделю ты уже взяла, чтобы побыть с Фредди на каникулах, а шейх Захир к тому времени покинет страну. И конечно, тебе, заплатят. Запишем расходы на счет шейха как компенсацию морального ущерба. Думаю, он сочтет, что один танец того стоит.

— Нет… — это было бы нечестно. — Сэди…

В ответ — короткие гудки. Ми нуту Диана сидела оцепенев, потом взяла пиджак и нашла сотовый. Ведя машину, она его выключала, теперь же, включив, увидела, что пришло больше десятка сообщений.

Несколько от Сэди. Сжатое «позвони мне» от мамы. Парочка от отца, которому позвонили журналисты и соседи. Три от журналистов, предлагающих ей продать свою историю, — откуда они узнали номер?

Ощущение как после аварии. Она нажала отбой. Предостережение Сэди наконец дошло до нее.

Эти люди не остановятся, пока чего-нибудь не откопают. Сколько им понадобится, чтобы узнать, кто отец Фредди? Предполагая, что она сама не знает. Вот уж разгуляются.

— Закончили звонить своему приятелю? — шейх Захир открыл дверь машины. Он скинул пиджак и бросил его на сиденье, и тут телефон у нее в руке начал звонить.

Испугавшись, Диана подскочила и отбросила его от себя, но он продолжал звонить на полу.

— Это не… — начала она дрожащим голосом. — Я не… — Телефон наконец перестал звонить.

— Диана? — Уже не сердитый, а мягкий и обеспокоенный голос Захира лишь ухудшил дело. Он открыл водительскую дверь, присел, оказавшись на одном уровне с ней. — Что случилось? — (Не в силах говорить, она уткнулась лицом в ладони.) — Пожалуйста… Могу я чем-нибудь помочь?

Она покачала головой. Телефон у ее ног снова, начал звонить.

Захир подобрал его, ответил на звонок коротким «Да?», недолго послушал и молча нажал отбой. Затем положил телефон себе в карман.

— Кто это?

— Журналистка из журнала «Горячие сплетни». Она назвала меня по имени. Почему?

Это был вопрос, требующий ответа, но Диана могла лишь застонать. Что толку? Словно сидя здесь, можно что-то исправить.

Она должна ему сказать.

Сделав над собой усилие, Диана выпрямилась и потерла щеки руками.

— Мне пытались дозвониться из конторы с того момента, как стала известна история с танцами под соловьиные трели. — Она повернулась к нему, желая увериться, что Захир понимает. — Там оказался сотрудник «Курьера». — И, поскольку он все не отвечал, добавила: — Думаю, мистер Пирс вам уже звонил.

— Да. Предполагаю, да. Но он может подождать. Меня больше беспокоите вы. Что я могу сделать для вас?

— Ни я, ни вы ничего тут сделать не можем. Поедем обратно. — Видя сомнение на его лице, Диана начала излагать планы Сэди и Джеймса, но шейх Захир отмахнулся от них.

— Вы не можете ехать домой, Диана. Папарацци наверняка уже обложили ваш дом.

Она видела такие вещи по телевизору. Политики, застигнутые со спущенными штанами, журналисты, вламывающиеся в двери. Ее история хотя и не для девятичасовых новостей, но папа там один и, должно быть, чувствует себя неуютно.

Она посмотрела на часы. Нет, нет, не один. Ему ведь надо встретить Фредди из школы.

Диана застонала.

— Пожалуйста, Захир, мне надо домой.

Он не шелохнулся.

— Простите меня, Диана.

— Не извиняйтесь. Это моя вина. Веди я себя как профессионал…

— Не вини себя, уа habibati, — он взял ее за руки, потянул вверх, заглянул в глаза. — Позвони своей семье. Скажи им, что Джеймс приедет и заберет твой паспорт, смену одежды. Я не в силах остановить папарацци, но могу забрать тебя туда, где тебе будет спокойно…

Как он ее назвал? Дурой, идиоткой, наверное. И имеет на то право. И сказал даже не зло, а скорее нежно. Словно для нее это теперь имеет значение.

— Ты ждешь, что я уеду, брошу свою семью, тех, кого люблю, им на растерзание?

— Если тебя там не будет…

— То что? Журналисты мирно разойдутся? Не станут звонить, изводить моих родителей? Соседей? Фредди…

От ужаса колени у нее подкосились. Захир подхватил ее, и она оперлась на него, ища опоры, впитывая его силу.

До себя ей дела нет. Но Фредди… Захир прав, ее дом перестал быть надежным убежищем. Диана выпрямилась, все еще дрожа.

— Я не могу оставить свою семью, Захир. Родителей и Фредди мне тоже надо увезти.

Фредди.

Так и есть. Захир уже слышал имя этого человека, произносимое ею, видел ее лицо, но, пусть голова понимала, о чем она говорит, сердце отказывалось верить. Цеплялось за безнадежную надежду.

Это его сердце назвало Диану своей любимой.

То, что она никогда не ответит ему взаимностью, никогда не станет его habibi, не имеет значения. Из-за нее запел для него соловей, а под ногами засверкали звезды. Она подарила ему мгновения, которые останутся с ним навсегда, но при этом сама подставила себя под удар. Меньшее, что он может сделать для нее, — защитить саму Диану и ее близких.

— Решено, — сказал он. — Скажи им, чтобы собирались.

— Захир…

Так сладко звучало его имя на ее устах, но он не посмотрел на нее, отступая назад. Не посмел посмотреть.

Захир вправе предложить Диане Меткалф всего лишь одну ночь в его постели, но, делая такое предложение, он нарушает ключевые правила, установленные для себя, — никогда не заставляй людей страдать понапрасну.