Книга Ночи темной луны - Сергей Пономаренко

Антон задумался, ситуация ему совсем не нравилась, и он произнес неуверенно:

— Может, обратиться в милицию?

— Мне раньше звонил начальник отдела, в котором работал муж. Оказывается, перед своим исчезновением муж устроил скандал на работе, требуя, чтобы его сократили, оскорбил директора института, а потом написал заявление на отпуск за свой счет. Теперь им требуется, чтобы он переписал заявление на отпуск, так как дата его увольнения по сокращению штатов уже определена.

Я поразилась, ведь он не был скандалистом, всегда спокойный, даже чересчур. Тогда я подала заявление о его исчезновении в милицию. Какое-то время меня там мучили вопросами: какое у нас есть совместно нажитое имущество, имеются ли счета в банке, дача, загородный дом, машина, какая квартира, кто в ней прописан? Ты понимаешь, к чему они вели? Когда они поняли, что всего этого нет, то потеряли к этому делу интерес. Только выдвинули единственное предположение, что муж сбежал к другой бабе, и постарались побыстрее отделаться от меня.

— Я имел в виду, что следовало бы рассказать им о бандитах и попросить защиты от них, — уточнил Антон.

— Мне один милицейский чин уже подробно рассказал, что из этого выйдет. Бандиты не требуют у меня денег, ценностей, а только хотят узнать местонахождение мужа, поэтому, чтобы вменить им что-то конкретное в вину, надо взять их с поличным. А так будут только мои слова против их слов, подкрепленных их высокооплачиваемыми адвокатами.

Они не придут ко мне выяснять отношения ровно через семь дней, а придут позже, убедившись, что я совсем одна. Не выставит же милиция возле меня круглосуточную охрану-засаду на продолжительное время — вдруг все это только мои фантазии? Может быть, я психически больная!

— Ты психически здоровая, головой готов поклясться. — Антон улыбнулся.

— Все не так просто, как кажется, — можешь потерять голову, Антон. После смерти сына я была в шоке, на грани помешательства. Ночью мне стал слышаться голос сына, жалующийся на темноту, сырость, одиночество и зовущий к себе… Я стала подумывать о смерти. В отчаянии поделилась с соседкой по площадке своими страхами. Она созвонилась со своими знакомыми, чтобы мне помочь, а те вызвали психиатрическую бригаду, и меня отвезли в Павловскую больницу. Превентивные меры против суицида. — Аня горько усмехнулась, нервно затушила в пепельнице наполовину выкуренную сигарету и тут же прикурила новую. — Не ожидал? Там я провела десять дней, меня пичкали антидепрессантами с седативным эффектом, кололи нейролептики — галоперидол, аминазин — и поставили на учет в психоневрологическом диспансере. Депрессия с бредом и ажитацией, имеет склонность к суициду! Как тебе диагноз?

— Все уже позади. Ты здорова, а они хотели… — неуверенно начал пораженный услышанным Антон, но Аня его прервала:

— Теперь я хожу два раза в неделю к психотерапевту в психиатрический диспансер на Печерске. Как думаешь, много значат слова человека, подверженного слуховым галлюцинациям, который лежал в психушке? — Аня настороженно посмотрела на Антона.

Антон прочел в ее глазах, что, если он сейчас поднимется и уйдет, она не удивится и даже ожидает этого. Он придвинулся к ней, взял за руку, наклонился и поцеловал в раскрытую ладонь.

— Все это время ты была со мной, и я не хочу тебя больше терять, — торжественно произнес он и, расстегнув рубашку, вытащил медальон на серебряной цепочке, раскрыл его и показал фотографию.

Аня слабо улыбнулась. Антон продолжал удерживать ее руку в своих ладонях, словно пытался придать сил ей, столь много пережившей за столь малый промежуток времени.

— Спасибо тебе. Кроме тебя, у меня больше никого нет. — Голос у нее задрожал.

— Теперь вместе будем думать, что необходимо предпринять, — твердо заявил Антон. — Для начала, почему они его ищут?

— Расспросим бандитов? — Аня усмехнулась. — Я толком не знаю, что натворил муж.

— Анюта, у меня к тебе убедительная просьба. — Антон вдруг испугался, не зная, как будет воспринята его просьба, но решил не отступать. — Не называй его мужем, лучше по имени.

— Извини. Ты абсолютно прав. Нас объединяет только штамп в паспорте, как только он объявится, это будет устранено. Я давно так решила.

— Я не давлю на тебя? — Антон посмотрел ей в глаза.

— Это мое решение, вне зависимости от наших дальнейших отношений.

— Я не покину тебя, не надейся! — улыбнулся Антон и разлил шампанское по фужерам.

— Где он столько времени скрывается, на какие деньги живет? Ведь он даже не получил выходного пособия на работе. Ума не приложу! — задумчиво произнесла Аня.

— Он ведь из Белоруссии? Может, он давно укатил к родным?

— Сгоряча я назвала бандитам адрес его отца, и, по всей видимости, если бы он был там, его бы нашли. Видно, он им уж слишком насолил.

— Тогда прячется у друзей или дальних родственников? Писал он кому-нибудь письма? С кем поддерживал отношения?

— Близкие — ни с кем, — отчеканила Аня. — Он был слишком ленив, чтобы поддерживать с кем-нибудь дружеские отношения, даже его отцу я писала письма.

— Все это время он должен что-то есть, пить, где-то ночевать. Какие вещи он взял с собой? У него были сбережения?

— Вряд ли. Зарплату в институте ему выдавали по частям, и то нерегулярно. Мы еле сводили концы с концами. На какие деньги он сейчас живет, я не знаю. Возможно, он скрывается у одной из своих пассий. — Слово «пассий» она произнесла равнодушно и буднично, и это порадовало Антона: не ревнует — значит, не любит.

— Или он… — Она замолчала.

— Мертв, — закончил за нее Антон. — Но есть еще одна версия.

— Какая? — заинтересовалась Аня.

— Бандиты его разыскивают потому, что он украл у них деньги. Большие деньги! Купил паспорт на чужое имя и прохлаждается где-нибудь за границей.

— Исключено! С бандитами он никогда не был связан и ограбить их не мог. При всех его недостатках, он не был вором. Это знаю твердо!

— Бывает, люди живут рядом десятилетиями и не знают, какую жизнь ведет другой человек. Переиначив известную фразу, можно сказать: по мелочи не крадут только честные, а от больших денег не откажется никто. Может, он всю жизнь был «самых честных правил», а тут что-то приключилось — сумерки сознания, и он уже бандит. Я, конечно, утрирую.

— Но ты действительно это допускаешь? — удивилась Аня, широко раскрыв глаза.

— Да просто очередная версия, — стал выкручиваться Антон.

— Давай остановимся на первых двух версиях.

— Почему ты так категорична?

— Последняя версия мне не нравится. У меня есть еще одно предположение, но пока я не хочу его озвучивать. Извини, узнаешь, если я буду уверена, что оно небеспочвенно.

— Почему ты не хочешь мне рассказать?

— Потому, что это касается моего сына! — отрезала она, и Антон не решился настаивать. Для себя он сделал вывод, что ее жесты, манера разговаривать стали жестче; присущая ей стеснительность, нерешительность и молчаливость исчезли.