Книга Красавчики из френдзоны - Аделина Камински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Назвать это… существо своим другом теперь язык не поворачивался. Это было нечто, чем-то похожее на Ойю, но в разы ужаснее, опаснее и сильнее. Даже не догадывалась, что стихийники способны принимать такую форму. Живое воплощение огня.
Хотелось сорваться с места и убежать. Туда, куда глаза глядят, но за спиной Ойи клубился непроницаемый черный дым. Там — смерть от отравления угарным газом, здесь — огромная вероятность сгореть заживо.
— Прошу тебя, очень прошу, успокойся, — подняла я обе руки, но этот несложный жест подействовал на файера, как красная тряпка на быка.
Он резко развернулся к изумленному Сириусу, и глубокие карие глаза в прямом смысле вспыхнули огнем. Каждую клеточку тела Ойи ласкали языки пламени, и любое его прикосновение к чему бы то ни было запустит цепную реакцию в лаборатории. Огонь перекинется на койки и резервуары. Я не должна этого допустить. Нейтралы ни в чем не виноваты.
Вообще, я не из тех, кто любит геройствовать. Иногда ситуация просто вынуждает действовать с риском для себя, но бросаться на горящий факел и надеяться на успешный исход… это безумие. Самое настоящее. Бросаться на факел должен тот, кто заварил всю эту кашу.
— Сириус… — процедила сквозь зубы, не отрывая взгляда от взбешенного элементаля. — Что ты будешь делать теперь?
И наш горе-экспериментатор рванул к выходу так, что чуть искры из-под подошв не брызнули в стороны.
Не успел. Одним движением Ойя опрокинул его на пол. Академическая форма с гербом Нейтрального факультета занялась веселым пламенем, как и сам Сириус, вопя и извиваясь на полу от боли. На этом файер не остановился. Уселся на старосту сверху, стиснул его шею обеими руками…
Запах горелой плоти, распространившийся по всему подвалу, заставил меня прикрыть нос и рот, чтобы содержимое желудка не полезло обратно. Но даже в самом дальнем уголке лаборатории, в который я забралась, дышать становилось невозможно. Снаружи за пеленой дыма виднеются огненные всполохи. С минуты на минуту они проникнут сюда.
Мы могли бы решить всё иначе! Это не должно было закончиться вот так!
А когда горящие глаза Ойи скользнули по мне, поняла, что и для меня выхода отсюда не будет.
Скользнули, прищурились и потухли. Тело парня задымилось, словно в костер плеснули ведро воды, покачнулось и куклой рухнуло на белый мрамор.
— Ойя! Ойя! — закричала я, вскакивая с пола.
Дым душил. Закашлялась, но нашла в себе силы добрести до стихийника и упасть рядом с ним. Взять в руки его тлеющие ладони, заглянуть в черное от копоти лицо. Ухом прижалась к груди. Тихо. Едва коснулась двумя пальцами запястья, чтобы проверить пульс, и тут же одернула их. Так горячо… невыносимо. Невыносимо горячо.
Всепожирающее пламя окружало нас. Облизывало койки, взрывало резервуары. Наблюдая за этим, я надеялась лишь на то, что потеряю сознание от удушья быстрее, чем огонь перекинется на нас.
В глазах потемнело. Надсадный кашель раздирал горло до тех пор, пока я не упала на пол рядом с Ойей, и моё сознание окончательно не застелил ядовитый дым.
Я ожидала, что больше никогда не открою глаза. Но я открыла их, вновь очутившись в странном сне посреди бесконечного, тягучего ничто. В том самом сне, в котором меня преследовали цветные огоньки. Странно, ведь он уже давно мне не снился. А что еще более странно — разве, сны снятся после смерти?
Огоньки, как и прежде, закружились, излучая мягкое сияние и тепло. Два огонька, не три. Красного среди них теперь не было.
Уплывать в неизвестность, отчаянно дергая руками и ногами, в этот раз я не стала. Не до того мне было. Привкус горького дыма всё еще ощущался, в горле першило, и подозрительный сон казался мне меньшим из зол в этот момент.
Вот синий огонек закружился вокруг моей головы, затем обвил шею с ключицами, грудь, талию, бедра, ласково касаясь кожи. Щекотно. Но когда светящийся комочек скользнул мне под юбку, я сопроводила это действо классическим девчачьим визгом.
— Куда?! Вылезь! Вылезь сейчас же, грязный извращенец!
Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Вроде бы, всё та же комната четыреста тринадцать в женском общежитии. Меня принесли сюда после всего, что произошло в особняке Альтенайров? Тогда почему все кровати заняты дрыхнущими нейтралками? Причем теми, кто по собственной воле отсюда съехал? И где Карамелита?
На полу осколки стекла и камень с приклеенной к нему бумажкой. Де’жавю? Я ведь даже помню, что на этой бумажке написано. Там написано: «Убирайся».
Слезла с кровати, взяла камень, развернула послание.
Убирайся.
Так-так-так. Это не просто дежавю. Именно с этой бумажки начался роковой день — седьмое сентября. День, когда Ойя избил бедолагу файера на глазах у полной аудитории. День, когда я услышала крик в переулке после того, как решила вечерком наведаться к Ламэнте в «Белорозу».
Словно во сне, подошла к настенному календарю.
Что?.. Седьмое… марта? Нет-нет, подождите. Не может же быть, что я проспала всю зиму? Всю зиму и половину осени в придачу.
Выглянула в окно, подивилась нагим деревьям и подтаявшему снегу. Закрыла окно.
Может, всё еще сплю? Или это реальность какая-то альтернативная? Ну, в которую после смерти попадаешь. Кому под силу оказалось бы вытащить нас из подвала горящего дома?
— Грх, дует… — заворчала Асфальдефия, перевернувшись на другой бок и забравшись под одеяло с головой.
Я схожу с ума? Перенеслась во времени? В другое тело?
На всякий случай осмотрела себя в зеркале с головы до ног. И ноги, и голова на месте, как и вся я целиком.
Тогда почему весна? Почему камень? И почему они все здесь в этой комнате?
Дабы не терзать себя новыми вопросами, быстро оделась, схватила сумку и направилась в учебный корпус. Друзья-то всяко меня проинформируют о том, что за чертовщина творится. Если я в порядке, жива и здорова, то Ойя тоже? Нашли ли лабораторию Сириуса? Что случилось с самим Сириусом? Со всей семьей Альтенайров?
