Книга Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не хотел и всё.
— Поставим вопрос иначе: какие отношения были между вами и мадам Плечкой?
— А какие могут быть отношения у приказчика и жены хозяина магазина? — Ярослав поднял глаза на следователя.
— Вот я и спрашиваю! Тут вопросы задаю я, а не вы! Понятно? — нервно дергая щекой, спросил Мейзлик.
Арестант кивнул.
— Во время обыска инспектор нашёл вот эти стихи. Вы, оказывается, ещё и поэт.
Он зло усмехнулся, взял в руки школьную тетрадь и принялся её листать.
— Тоже мне, Ян Неруда[18] нашёлся! Сейчас мы посмотрим, что вы тут накрапали, сударь.
— Вы не имеете права. Это личное!
— Ну да, как же! Ага, вот, — откинувшись на спинку стула, следователь закинул ногу за ногу и с кривой усмешкой начал декламировать:
Мне жалко прощаться с прошедшими днями,
хотя, может быть, мне они не нужны,
Божена, не скрою, увлёкся я вами,
Вы, кажется, были со мною нежны.
Мне нравился голос, манеры, привычки,
и запах духов, и насмешливый взгляд
но осень пришла, дни сгорели, как спички,
поникли цветы и осыпался сад.
Счастливые ночи со счёта не сбросишь,
от ласки кружилась тогда голова,
и кажется мне, что ты снова попросишь.
Остаться с тобой в эту ночь до утра.
— Покойной Божене Плечке посвятили. А почему без названия?
Ярослав молчал.
— А как вы объясните найденные у вас предметы женского туалета: заколка для волос и носовой платок с вышитыми инициалами «Б» и «П»?
Ответа не последовало.
— Уверен, что пан Плечка их опознает.
Юноша закрыл лицо ладонями.
— Стыдно? А чего стыдится? Влюбились, понятное дело. Мадам Плечка — ещё та вертихвостка. Шлюха.
— Вы не смеете так говорить! — Ярослав вскочил и, дрожа от негодования, потряс кулаками. Плотные желваки заходили ходуном под острыми скулами, губы передёрнуло судорогой.
Распахнулась дверь. Охранник молниеносно обхватил арестанта сзади и усадил на место.
— Вы мне тут балаган не устраивайте. А не то прикажу заковать вас в ножные кандалы. Так я, простите, повторюсь: шлюха эта Божена. И правильно, что отравили её. Пусть в аду мается. А вот её спутник ни при чём. Зря вы его в могилу свели.
— Я никого не убивал, — глядя в стену, мимо следователя, упрямо вымолвил Ярослав, усилием воли едва сдерживал слёзы.
— А как вы объясните ваш внезапный приезд в Брандис-над-Орлице? И скандал, который вы учинили в отеле?
— Вам и это известно?
— Мы знаем больше, чем вы можете себе представить. Так что советую не юлить, а честно во всём сознаться.
Следователь придвинул лист бумаги и спросил:
— Вы находились в интимных отношениях с Боженой Плечкой?
— Да.
— С какого времени стали с ней встречаться?
— Два месяца назад.
— Где встречались?
— У меня.
— Замечательно! — следователь потёр ладони и обмакнул перо в чернильницу.
— Ну-с, продолжайте!
— Она попросила меня уехать к родителям в Пардубице на выходные и «заболеть» испанкой перед самым их отъездом на курорт. Пояснила, тогда муж останется в магазине и не сможет сопровождать её. Сказала, что он ей надоел, и она не вынесет видеть его физиономию двадцать четыре часа в сутки. Я так и сделал. Но через пять дней сам поехал Брандис-над-Орлице. Ещё на станции купил розы. Надеялся, что оставшиеся две с лишним недели мы проведём вместе. Я только зашёл в отель, поинтересоваться у портье, в каком номере она живёт, как увидел Божену с каким-то фатом. Они сидели на диване, и он шептал ей на ухо так, что касался уха губами. А она млела от удовольствия. Я шагнул к ним, швырнул цветы и сказал, что она предала нашу любовь. Её спутник схватил меня за пиджак и толкнул. Я упал. Божена помогла мне подняться. Она отвела меня в сторону и стала отчитывать. Говорила, что я плохо воспитан. Уверяла, что любит меня по-прежнему. Что с ней — её кузен. Он отдыхает здесь со своей женой. Просто ей нездоровиться, она осталась в номере, и они решили выпить в фойе по чашке кофе. Что в этом плохого? А я своим дурацким поступком выдал нашу тайную любовь. Теперь ей придётся убеждать кузена, что, на самом деле, её ничего со мной не связывает. Просто юноша влюбился. С кем этого не бывает в этом возрасте. Она заставила меня подойти к нему, извиниться и поднять букет. Я так и сделал. И тотчас же уехал назад, к родителям.
— Какой вы молодец! Подробнейшим образом изложили мотив убийства этой развратной парочки — ревность. И поделом им! — не поднимая голову от стола, воскликнул Мейзлик.
— Я же сказал вам, пан следователь, что я никого не убивал, — глотая волнение, катающееся по горлу, проговорил арестант.
— Убивали-убивали! Отравитель вы этакий! Юный Отелло, — хохотнул Мейзлик. — Жду подробностей. Откуда взяли яд? Как выслеживали пани Плечку в поезде? Как проникли в купе? Не тяните, друг мой, извольте чистосердечно, признаться. Помогите себе, облегчите душу.
— В таком случае, — голос Ярослава хоть и задрожал, но приобрёл стальной оттенок, — я больше не скажу ни слова. И ничего не подпишу.
— И скажете, и подпишете. И никуда не денетесь. Для начала распоряжусь, чтобы вас перевели в холодную камеру. К крысам. Посидите, подумаете, а потом и поговорим.
Следователь собрал бумаги в портфель и вызвал дежурного стражника.
Старый знакомый
Ардашев стоял у окна и видел, как к агентству подкатил серый «Laurin & klement». Из автомобиля вышел немолодой господин среднего роста в длинном плаще и широкополой шляпе. Дверь в кабинет открылась, и Мария почти по-военному доложила:
— Пан Гампл. Просит принять по срочному делу.
— Пригласите. Я пройду в приёмную.
В дверях возник господин лет около сорока. Он следил за своей внешностью. Об этом говорила тонкая вертикальная ниточка бороды и аккуратные усы.
— Позвольте представиться: Патрик Гампл, капитан контрразведки.
— Прошу, — Ардашев указал на кресло.
Усаживаясь напротив, с лёгкой улыбкой Клим Пантелеевич спросил:
— Чем частный сыщик может помочь такой всесильной организации?
— Вы преувеличиваете наши возможности, пан Ардашев.
— Разве?