Книга Выгон - Эми Липтрот

Я изо всех сил стараюсь избежать депрессии, типичной для первого года без алкоголя, но скучаю по хаосу и непредсказуемости своей прежней жизни. Я опасаюсь многих последствий своего выбора, но, пожалуй, сильнее всего боюсь потерять шарм. Под шармом я подразумеваю свою крутость, то есть живительную неудовлетворенность имеющимся, юность, сексуальность – особый прищур и пухлые губы, – балансирование на грани дозволенного и наслаждение собственной дерзостью, любовь к сюрпризам.

Я не хочу превращаться в ханжу, которая ворчит на подростков, пьющих слабоалкогольные коктейли, не хочу постоянно изрекать психологические банальности или перенимать евангелический тон проповедников.

Однако надо признать, что классной я перестала быть достаточно давно. Бывало, я слышала крутую песню и думала, как здорово она звучала бы в клубе или на концерте, где будут другие люди, но на самом деле, если я и добиралась до клуба, изрядно нагрузившись дома, я в любом случае была уже слишком пьяна, чтобы воспринимать беседу или музыку, – не говорю уже о том, чтобы получать удовольствие и что-то потом помнить. Я сомневаюсь, что выглядела классной, когда меня выкидывали из клуба по причинам, которых я не помню и не хочу даже выяснять, на глазах у множества знакомых, а я брыкалась и орала на вышибал. Было вообще не классно искать на вечеринках «свободные уши» и плакаться о том, что меня бросил парень из-за моих проблем с алкоголем, при этом в одной руке держа бутылку пива, а в другой – бокал вина и делая глотки то оттуда, то оттуда. Едва ли было классно обдолбаться и испортить выступление друга на поэтическом вечере неразборчивыми выкриками или валяться на полу в туалете паба в окружении друзей, которые уже так от меня устали, что даже не хотели меня поднимать.

Алкоголь мне больше не помогал. Помню, я напивалась так, что еле стояла на ногах, но чувствовала, что выпила совсем чуть-чуть, и шла к барной стойке за новыми шотами, ведь заполнить пустоту никак не получалось. Изнуряющий и скучный цикл алкоголизма продолжался. Я могла бы стать грустной и одинокой сорокалетней, пятидесятилетней или шестидесятилетней пьяницей. Я постоянно гналась за мечтой, которая всё не сбывалась, а теперь стараюсь находить пищу для воображения в тех сюрпризах, что преподносят мне родные края.

На ферме царит неопределенность. К нам заходили застройщики, интересовались Выгоном. В этот скудный, неприбыльный период, когда ягнят еще не выставляют на продажу, предложения больших сумм звучат заманчиво. Как и в случае с серой амброй, мы думаем, что земля может стать источником неожиданного богатства, и эта мысль кажется соблазнительной.

Теперь нам надо бы отправить маленький кусочек предполагаемой серой амбры в какой-нибудь парфюмерный дом во Франции или торговцам в Новой Зеландии, чтобы они всё проверили. Но мы медлим – может быть, потому, что хочется еще немного помечтать о больших суммах на счетах, о новых тракторах. Мы же знаем, что, когда что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, – наверняка жди разочарования. Возможно, скоро мы выясним, что это лишь ничего не стоящий кусок воска, но сейчас-то он сулит сказочные богатства, сейчас это волшебная, омытая морем вещь, которую мы получили благодаря расстройству пищеварения у кита.

Когда-то у нас на ферме была кузница, где умелец чинил инструменты других фермеров: сначала погнутые лошадьми плуги, а затем и тракторы. Папа отправляет фрагмент нашего вещества в парижскую парфюмерную компанию, и они наконец присылают ответ, что это, возможно, необработанный животный воск или костный клей, но не серая амбра. Жаль, конечно, но пусть этот ком и не связывает нас с морем, зато связывает с клеем кузнеца, который тот делал из расплавленных костей и лошадиных копыт, с историей фермы.

Глава 12

Покинутые острова

Лишь той весной, чуть позже, я впервые увидела живых китообразных (так называют китов, дельфинов и морских свиней). Возвращаясь с необитаемого острова Копинсей на маленькой жесткой надувной лодке, мы внезапно оказываемся рядом со стайкой морских свиней. Капитан глушит мотор, и они резко всплывают на поверхность – особей шесть или десять. Они настолько близко, что мы слышим их дыхание. На Шетландах морских свиней называют «нисик» – по звуку, который они издают, выскакивая из воды. Мы на своей маленькой лодке находимся на одном уровне с ними, и все присутствующие замирают, понижая голос до шепота. Я всегда знала, что тут водятся морские свиньи, но оказалось, что видеть их в непосредственной близости от себя куда более трогательно, чем я представляла, – это своего рода неожиданный бонус под конец волшебных суток, проведенных на крошечном острове.

В северной Шотландии много необитаемых островов, покинутых в середине прошлого века, когда население сократилось настолько, что последние жители островов уже не могли там оставаться. Сотни, если не тысячи, лет люди жили на этих островах, но всё же покинули их: здешние условия были очень тяжелыми, а в других краях маячили гораздо более притягательные перспективы. Обычно жители островов покидали их небольшими группами, но не всегда: к примеру, с острова Сент-Килда неподалеку от Внешних Гебрид все уехали разом. В 1930 году от его берегов отчалил корабль «Колокольчик», увозя всех его обитателей.

Среди необитаемых островов Оркни – Кава, Фарей, Фара, Свона, Эйнхаллоу и Копинсей. Теперь на этих одиноких, отданных на волю стихий островах ветшают пустые дома и порастают вереском некогда плодородные земли.

Эйнхаллоу, прочно ассоциирующийся с историями об исчезающих островах Хезер-Блезер и Хильдаленд, – «святой остров», являющийся важной частью истории Оркни и упоминающийся в «Саге об оркнейцах», посвященной королям и ярлам, которые жили на Северных островах в девятом-десятом веке. В 1851 году, после вспышки тифа, землевладелец попросил всех арендаторов ферм покинуть остров. Когда соломенные крыши и деревянные перегородки домов сожгли, чтобы предотвратить распространение заболевания, обнажилась структура древнего монашеского поселения. Целые поколения жили в церкви как в обычном жилом доме.

На острове Свона одичало потомство скота, оставленного последними местными жителями, уехавшими в 1974 году. Молодые быки бились за лидерство в стаде. Тем временем на необитаемые острова наезжают представители организаций по защите окружающей среды, чтобы кастрировать одичавших кошек, которые нападают на птиц и воруют их яйца. На острове Кава с 1959 года по начало девяностых жили лишь две женщины: Ида и Мэг.

Еще один заброшенный остров, Строму, который, собственно, является частью не Оркни, а Кейтнесса, я видела с парома, когда ехала с Оркни в залив Гиллс рядом с Джон О’Гротс. Меня тогда поразило, сколько на одной восточной стороне острова пустующих домов. Когда-то на Строме жили пятьсот человек, но после пика начался постепенный спад, и в шестидесятых последние жители острова уехали оттуда, чтобы работать на строительстве атомной электростанции Дунрей. На острове всё еще сохранились признаки жизни: причал, церковь, школа, маяк – всё это в относительно хорошем состоянии, но люди бывают тут лишь наездами, круглый год на Строме никто не живет.