Книга Му-му. Заброшенная могила - Андрей Воронин

— То есть как? — вытаращил глаза Хвостов.

— Ты что же, хочешь, чтобы она теперь в каждую уличную заваруху лезла? Так она в разведке не служила и десантное училище не заканчивала. Катька-то ведь все буквально понять может, то есть усвоить на всю жизнь, что нельзя проходить мимо конфликта, чем бы он ни был вызван. Надо, мол, слабых защищать. Девочка еще очень не скоро вырастет и начнет понимать, что далеко не во всяком конфликте сильный не прав. Но это из области философии. А из области жизни — теперь же ее одну никуда отпускать нельзя, после твоего наглядного урока! Папа, пойми, есть же такие отморозки, которые не посмотрят, что девчушку едва от земли видать! Дадут по голове — и нет у тебя внучки!

Даниил был настолько уверен в своей правоте, что даже повысил голос, чего с ним отродясь не случалось. Даже своих сотрудников он отчитывал, не прибегая к крику.

— Я теперь не знаю, что и делать, папа, — сказал он. — Ты, конечно, о своем авторитете перед малышкой хорошо позаботился…

Хвостов-старший сидел над принесенными ему котлетами по-киевски и смотрел прямо перед собой. Он знал, конечно, что сын с некоторых пор не разделял его принципов, поэтому на полное сочувствие и не рассчитывал. Но, будучи человеком справедливым, он не мог не согласиться с Даниилом. Одно дело, если бы Катя жила с ним, была постоянно на глазах, — так нет, и папа «воскресный», и дед «воскресный»… Остается мама, а чему она учит дочь, понятно… Замкнутый круг.

Матвей Иванович поднял глаза на сына.

— Не думаю, что все так страшно, как ты говоришь, — тихо начал он. — Дело в том, что я ведь и тебя тому же самому учил. И лет до двенадцати ты и был такой… бескомпромиссный. И синяки зарабатывал, и шишки. А потом тебя словно подменили. В душу тебе лезть я не захотел. Списал на трудности переходного возраста. Теперь локти себе кусаю.

Даниила затрясло. Он-то прекрасно знал, что с ним случилось восемнадцать лет назад. Но отцу он не скажет этого даже под гильотиной.

Даниил щелкнул пальцами, подзывая официанта. Отец поморщился, увидев этот «буржуйский» жест, но промолчал.

— Стакан водки, — хрипло сказал младший Хвостов и, мгновенно получив просимое, выпил залпом. Матвей Иванович поднял брови, но жест сына истолковал неправильно. Он решил, что наследник так переживает за свою маленькую дочку.

— Ну, хочешь, я с ней поговорю? — спросил он. — Я же не робот какой-нибудь… Просто я живу так. Может, и переборщил…

Двадцать лет назад, это Даниил знал точно, отец ни в коем случае не признал бы такой ошибки. Видать, жизнь все-таки обточила обломок кремня, которым был Матвей Хвостов.

— Интересно, как ты с ней говорить будешь? — поинтересовался сын у отца.

Тот тоже выпил рюмку водки и ответил:

— Все-таки мне кажется, ты сгущаешь краски. Ну, не бросится она с кулаками на взрослого хулигана, который кого-нибудь грабит. Не такая она дурочка. Побежит, людей позовет, это естественно. А вот если ее сверстник, к примеру, будет котенка мучить — тут сам бог велел вмешаться. Если она с этого начнет — вырастет человеком. А ты… — он минуту помолчал, — я думал, ты меня поддержишь и с Аллой поговоришь. Нельзя воспитывать ребенка по принципу «моя хата с краю». Или, если тебе ближе литературный пример, «а я всегда за тех, кто побеждает». Не помню, кто сказал, но суть ясна.

Даниил не стал уточнять, кому из литературных героев принадлежит данная фраза. Он молча сидел за столом, уставившись на остывшие котлеты по-киевски, в тревожном предчувствии чего-то очень-очень плохого.

В конце концов он взял вилку и принялся ужинать. Отец последовал его примеру. Ели молча и до самого конца не проронили ни слова. Хвостов-старший расплатился, не обратив внимания на вынувшего бумажник сына, пожал ему руку и отправился в сторону подъехавшей к входу в кафе машины.

Даниил постоял неподвижно пару минут, подумывая, не вызвать ли ему тоже водителя, потом махнул рукой и сел за руль, тронувшись вслед за машиной Матвея Ивановича.

Глава 7

Машенька Куницына была моложе Матвея Хвостова ровно на двадцать пять лет. День в день.

Случилось так, что и Маша, самая красивая женщина во всем мелкочиновном московском истеблишменте, и Матвей Иванович родились 19 июня, правда, с такой большой разницей, что о каких-то взаимоотношениях между ними поначалу не могло быть и речи. Но судьба распорядилась по-иному, еще раз подтвердив тривиальную фразу о том, что любви все возрасты покорны.

Три года назад, когда была еще жива жена Хвостова Татьяна Васильевна, на свой день рождения он пригласил нескольких сослуживцев, в том числе и психолога социальной службы, только что окончившую университет Марину Куницыну. В общем-то, она попала на его день рождения случайно: Хвостов решил, что мужскую компанию стоит разбавить хотя бы несколькими представительницами прекрасного пола, чтобы праздник не превращался в грандиозную пьянку отставных офицеров спецслужб. Тем более что был повод отметить сразу два дня рождения. Но то, чем это приглашение обернется, Хвостов предвидеть не мог.

Матвей Иванович никогда не верил писателям, которые ограничиваются в своих творениях одной-единственной фразой: «Любовь вспыхнула, чтобы сжечь в ярком огне души обоих влюбленных». Он, даже не будучи большим знатоком литературы, смеялся над потугами литераторов изобразить на бумаге вспыхнувшее чувство банальным и миллион раз использованным образом. И тем не менее их любовь родилась именно из пламени. Настоящего, а не придуманного.

…Когда в кабинет, что занимали Куницына с коллегой, в обязанности которых входило помогать обиженным жизнью пенсионерам, инвалидам и просто неудачникам, вошел невзрачно одетый мужичок лет сорока, ничто не предвещало беды.

— Меня зовут Николай. Фамилия — Бездомных, — сказал он. — Мой дед после войны рос в приюте. А теперь и я полностью соответствую своей фамилии.

— Поясните, — попросила Маша.

— Меня десять лет назад посадили в тюрьму, — сказал Бездомных. — В тюрьме я стал инвалидом. Я не могу иметь детей… И вообще ничего не могу. Вот документ, — протянул он справку об освобождении из колонии.

— За что вы отбывали срок? — автоматически спросила Маша. — Впрочем, это неважно. У вас до… наказания была квартира?

— Была. Моя собственная квартира, — с нескрываемой яростью, но очень тихо произнес посетитель. — Квартира моего деда, который стал известнейшим ученым.

— И что с ней стало? — спросила коллега Маши, пожилая, очень импозантная Римма Владимировна Казакова, сидевшая за столом напротив.

— У меня ее отобрали. А что до того, за что я сидел… Меня обвинили в изнасиловании. Дело полностью сфабриковано, именно для того, чтобы эту квартиру у меня отобрать.

— Но… Мы же не адвокаты, — с сомнением в голосе сказала Казакова. — Вы обратились не по адресу…

— Подождите, Римма Владимировна, — прервала ее Маша, — можно… подробнее?