Книга Нежна и опасна - Таня Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее, что запомнили мои глаза, — Василия Ивановича с таблеткой и стаканом воды:
— Не переживай, ты не почувствуешь боли. Этот мужчина не будет с тобой слишком груб. Или, скажем так: он будет не более груб, чем распаленный мальчишка-ровесник.
— Откуда вы знаете? Вы ему доверяете?
— Если бы не доверял, не послал бы тебя к нему. Был один инцидент, после которого он обещал, что будет осторожен.
Я кивнула и выпила таблетку.
— А после этого мы будем в расчете? Я ничего не буду должна за операцию деда?
— Нет, ласточка. После этого ты ничего не будешь мне должна. Захочешь — уйдешь. Захочешь — останешься.
Я оглядела свои ноги в белых гольфах, одернула тесное школьное платье, едва прикрывавшее трусики, и сказала:
— Я готова.
Он сам надел на меня маску. Потом пришел какой-то человек и отвел меня в машину. Сначала мне было стыдно, что я выгляжу как дебильная школьница с дурацкой маской на лице, а потом стыд уступил место другим ощущениям.
* * *
Он тяжело дышал и молчал. Я сидела на краю кровати, крепко сжав колени и положив на них вспотевшие ладони. Потом он курил — где-то близко от меня, потому что я вдыхала концентрированный, очень ароматный табачный дым. Возможно, он выдувал мне его в лицо, а, возможно, вся комната была прокурена. Потом он сел рядом, взял мою руку и положил себе на пах. Обжал моими пальцами свой эрегированный член и с силой провел по нему вверх-вниз. Я хотела вырвать руку, но вовремя вспомнила, зачем я здесь.
Василий Иванович устроил моему дедушке операцию в Израильской клинике. Все прошло отлично, дедушка уже поправлялся в палате с видом на Средиземное море, а я отдавала долг за лечение. Денег у меня не было, зато была девственность. Ненужная по большому счету — как и все, что находились у меня между ног и относилось к половой сфере. Я все равно ничем не пользовалась.
— Давай-ка снимем твое платье, — донесся до меня тихий мужской голос.
Одну мою руку взяли и расстегнули пуговичку на манжете. Потом на второй. Потом, дыша мне в лицо, он медленно расстегнул пуговицы на груди и спустил платье до талии. Прохладный воздух коснулся кожи, и я покрылась мурашками.
Лифчик он снимать не стал, а просто задрал выше грудей.
— Подними ногу.
Я не поняла команды. Куда поднять? Как именно? Не дожидаясь моей реакции, он взял меня за икру правой ноги, отвел в сторону и положил на свое колено. Снял туфлю и стащил гольф.
Я чувствовала себя странно и нелепо. Я сидела на кровати в полуснятом платье, с голой грудью и одной ногой, закинутой на мужчину, а голову мою украшала черная блестящая маска.
И тут случилось нечто еще более странное и нелепое: он взял в рот большой палец и начал его посасывать. Машинально я отдернулась, но он крепко держал меня за ногу. Я содрогнулась от отвращения, волоски по всему телу вздыбились. Похоже, он заметил это, потому что я услышала смешок. Не переставая сосать палец, он провел рукой от ступни до колена, а потом выше, и выше — до края трусов. Задержавшись на секунду у этой иллюзорной преграды, он сунул палец под ткань и надавил на клитор.
— Нравится, когда тебя трогают здесь?
Я не знала, что отвечать. Вроде бы я девочка по вызову и должна изображать африканскую страсть и стонать от удовольствия, но я не понимала, в какой момент это делать и нужно ли оно вообще. Василий Иванович посоветовал вести себя естественно, как обычная девушка. Ну, если так, то я решила сказать правду:
— Нет, мне не нравится.
— А здесь? — он пощекотал между губами ниже. — Ты пользуешься тампонами во время месячных? Или у тебя еще не было месячных?
Его голос становился все более вкрадчивым и елейным, а ситуация стала походить на сцену из фильма ужасов. Я думала, это будет нечто вроде порнофильма, но, казалось, я попала в руки маньяка-педофила.
— Я не пользуюсь тампонами, — выдавила я.
— Слишком узкая дырочка? Дай-ка я посмотрю.
Он оттянул ластовицу трусиков и раздвинул складки кожи. Я сжалась как могла. Конечно, это не помогло. Он снял с меня трусы, толкнул спиной на кровать и широко, до боли в мышцах, развел ноги. Я ощутила его тяжелое дыхание на промежности. Кажется, он и правда разглядывал «дырочку». Его пальцы трогали, щипали и растягивали малые половые губы. А потом он лизнул меня мокрым прохладным языком.
В тот момент мне захотелось уйти. Я дернулась, но он придавил меня к постели. Щелкнула крышечка от чего-то, он сказал:
— Вдохни это глубже, котенок.
И я втянула носом резкий аромат перезревших персиков.
Через несколько секунд мышцы расслабились, и я ощутила, как в вагину вползает что-то большое и твердое. Василий Иванович не соврал, боли почти не было. Только чудовищное распирание и наполнение внутренностей чем-то чужим и ненужным.
Наверняка у этого ГД были жена и дети. Наверняка они любили его и уважали. Если бы они узнали о том, чем занимался их отец с девушками, выглядящими младше своего возраста, что бы они подумали? Что это я его соблазнила? Что это яответственна за похоть, которую он испытывал?
Жанна во всем винила меня.
И я могла ее понять. Если бы я увидела в этих списках имя Молчанова, я бы тоже ужаснулась, а ведь я даже не была его невестой. У меня с ним вообще ничего не было. Но представляя, что он переспал с кем-то из нас, — допустим, с Викой, — я испытывала укол ревности, обиду и стойкую неприязнь к той, что раздвинула перед ним ноги. А в моем запущенном случае — еще и жгучую зависть.
Считала бы я виноватым Молчанова? Сложный вопрос. Что бы он ни делал, я всегда находила ему оправдания.
Что ж, никто не винил мужчин. Их заманили, околдовали, соблазнили, воспользовались ситуацией, поймали на крючок. Предложили то, от чего они не смогли отказаться. Виновата всегда девушка. Ей и платить по счетам. А уж если она проститутка — то платить не только за себя, но и за «того парня».
Я вызвала курьера и поручила ему отвезти коробку с серьгами к Дому книги. Если Жанна сдержит свое слово, и мой список вместе с компрометирующими фотографиями не появится в открытом доступе, я смогу выдохнуть и забыть об этой истории. Если повезет — то забыть навсегда.
Я зашла в кладовку и стащила с полки свой чемодан. Спрятала бумажки во внутренний карман, а оргазм-машинку уложила среди туфлей и босоножек. Собралась поставить его обратно, но рана на плече отозвалась болью. Я не могла помочь себе правой рукой, а левой не удавалось вернуть чемодан на полку. Я села на пол и неожиданно расплакалась. Я не знала, почему я плачу. Угроза опубликования моего списка была нейтрализована: ни Кирилл, ни Юрий Георгиевич, ни Саша Гар с женой-истеричкой не пострадают. Даже старый толстый Хаст со своим фондом в поддержку несовершеннолетних матерей-одиночек не окажется в глазах общественности гнусным сластолюбцем.