Книга Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии» - Андре Лори

Марсель оглядывался по сторонам, ища глазами стеклянные крыши и калориферы, производившие это чудо, но видел только синее небо и не мог прийти в себя от изумления.

Потом он вдруг вспомнил, что где-то совсем близко отсюда находятся каменноугольные копи, где вот уже много лет происходит постоянное горение, и понял, что герр Шульце остроумно использовал при помощи металлических труб эти неистощимые запасы подземного тепла. Но и объяснив себе это чудо, он продолжал стоять как вкопанный, не в силах оторвать очарованного взора от зелёных газонов и с упоением вдыхая пропитанный благоуханием воздух. Наконец-то он может вознаградить себя за те шесть месяцев, что он провёл взаперти, не видя ни единой травинки. Усыпанная песком аллея отлого спускалась к широкой мраморной лестнице с величественной колоннадой. За ней возвышалась тяжёлая громада массивного квадратного здания, служившего как бы пьедесталом «Башни быка». По обе стороны лестницы стояли лакеи в красных ливреях, а выше, у входа, швейцар в треуголке, с булавой в руке. Роскошные бронзовые канделябры сверкали между колоннами. Поднимаясь по ступеням, Марсель услышал у себя под ногами глухой, отдалённый шум подземной железной дороги.

Марсель назвал своё имя, и его тотчас же ввели в вестибюль, представляющий собой настоящий музей скульптуры. Но он едва успел бросить взгляд по сторонам: они уже вошли в громадный, обитый красным с золотом зал, затем во второй — чёрный с золотом и, наконец, в третий — жёлтый с золотом, где ему велели подождать. Через несколько минут двери распахнулись, и его пригласили войти в роскошный кабинет, отделанный зелёным с золотом.

Сам герр Шульце, собственной персоной, сидел за столом со своей неизменной фарфоровой трубкой в зубах, перед ним стояла громадная кружка пива. Посреди всего этого блеска и роскоши он производил впечатление грязного пятна на ярко вычищенном лаковом сапоге.

Не приподнявшись, даже не повернув головы, стальной король спросил холодно и сухо:

— Вы чертёжник?

— Да, сударь.

— Я видел ваши чертежи. Они превосходны. Но вы, по-видимому, занимались исключительно конструкцией паровых машин?

— Мне никогда не поручали ничего другого.

— Имеете ли вы хоть какое-нибудь представление о баллистике [24]?

— Я изучал её в свободное время для собственного удовольствия.

Ответ этот, по-видимому, пришёлся по душе герру Шульце. Он удостоил поднять глаза на своего подчинённого.

— Так вот! Способны ли вы под моим руководством сделать чертёж пушки? Посмотрим, как вы справитесь с этой задачей. Не знаю, удастся ли вам заменить этого дурака Зоне, которого сегодня утром разорвало на куски из-за его неосторожного обращения с динамитом. Дубина, он чуть было всех нас не отправил на тот свет!

Нужно сознаться, что грубость и жестокость этих слов в устах герра Шульце казались вполне естественными.

Глава восьмая

Пещера дракона

Читатель, внимательно следивший за успешной карьерой молодого эльзасца, наверное, не удивится, узнав, что через несколько недель юноша сделался самым приближённым лицом герра Шульце. Стальной король не отпускал его от себя ни на минуту. Они вместе работали, вместе ели, прогуливались вдвоём в парке или сидели, покуривая, за кружкой пива.

Никогда за всю свою жизнь бывший профессор Иенского университета не встречал помощника, который пришёлся бы ему так по душе. Этот молодой человек понимал его с полуслова и с необычайной быстротой схватывал все его теоретические построения.

И это был не только искусный специалист своего дела, нет, это был усердный работник, неистощимый, талантливый изобретатель, на редкость скромный человек и при всём этом интереснейший собеседник.

Профессор Шульце был от него в полном восторге: десять раз в день он повторял про себя: «Какая находка! Истинное сокровище этот мальчишка».

Секрет был в том, что Марсель с первого взгляда безошибочно угадал характер своего страшного патрона. Он увидел, что господствующей чертой его характера был чудовищный, всепоглощающий эгоизм, проявлявшийся прежде всего в неукротимом, гнусном тщеславии. Стараясь во всем потворствовать этой отвратительной черте, Марсель неуклонно согласовывал с ней каждый свой поступок, каждое слово. За очень короткое время Марсель так хорошо овладел этим искусством, что Шульце в его руках был подобен инструменту в опытных руках музыканта.

Тактика заключалась в том, что он, изощряя насколько возможно свои способности, делал все так, чтобы у Шульце всегда оставалась возможность чувствовать своё превосходство.

Так, например, делая какой-нибудь чертёж, он доводил его до совершенства, но оставлял на самом виду какую-нибудь бросающуюся в глаза, легко исправимую ошибку, на которую бывший профессор тотчас же с великим воодушевлением указывал ему. Возникала ли у Марселя какая-нибудь интересная для Шульце мысль, он старался ввернуть её в разговор так, чтобы у герра Шульце создалось впечатление, что эта мысль зародилась у него самого.

Иногда Марсель даже оставлял в стороне все эти хитрости и попросту говорил:

— Герр Шульц, я набросал вам модель этого нового судна со съёмным тараном, о котором вы мне говорили.

— Я говорил? — в недоумении спрашивал герр Шульце, у которого и в мыслях не было ничего подобного.

— Ну да. Разве вы забыли? Съёмный таран, оставляющий в борту неприятельского судна веретенообразную торпеду, которая взрывается по истечении трех минут.

— Представьте, совершенно из головы вылетело. Ну оно и не удивительно — у меня столько всяких идей!

И герр Шульце со спокойной совестью приписывал себе изобретение своего ассистента.

Возможно, что сам он и не совсем верил в это. Весьма вероятно, что в глубине души он считал Марселя значительно осведомленнее и способнее себя. Но по какому-то странному сдвигу мышления, которое иногда совершается в мозгу человека, он вполне удовлетворялся видимостью превосходства и тем впечатлением, какое оно производило на других, в особенности на его подчинённого.

— А всё-таки, при всём своём уме и способностях, он сущий простофиля, этот Шварц, — нередко говорил он себе, самодовольно посмеиваясь и обнажая при этом свои чудовищные, звериные зубы.

Однако главным источником удовлетворения его ненасытного тщеславия было то, что он, один он во всем мире, мог осуществить эти технические изобретения, эти удивительные, смелые фантазии. Только благодаря ему и только для него, для него одного, они воплощались в действительность. Марсель в конечном счёте был всего лишь одним из полезных винтиков того мощного механизма, создание которого принадлежит ему, Шульце.

И как ни тесно было его сотрудничество с Марселем, герр Шульце никогда не посвящал его в свои планы. После пяти месяцев пребывания в «Башне быка» тайны центрального сектора были все так же непроницаемы для Марселя. Правда, кое-какие из его предположений обратились в уверенность. С каждым днём он все больше убеждался, что в Штальштадте действительно существует некая тайна и что деятельность герра Шульце ставит себе целью не только наживу. Его теоретические занятия и самый характер его производства вполне определённо указывали на то, что он изобрёл какую-то новую военную машину.