Книга Царица Хатасу - Вера Крыжановская

Когда обед кончился, молодой человек стал прощаться.

— До свидания, Кениамун. В обеденное время я всегда бываю дома. Если ты захочешь меня видеть, приходи в это время, — сказал Рома с тонкой улыбкой, заставившей всю кровь прилить к лицу Кениамуна.

Едва супруги остались одни, как Ноферура вскочила со стула. Сорвав ожерелье и запустив руки в свои густые волосы, она закричала глухим и гневным голосом:

— Бессовестный и бессердечный человек, как ты смеешь обращаться со мной с такой возмутительной холодностью при посторонних, а особенно в присутствии Кениамуна? Теперь он, без сомнения, разнесет по всему городу, как меня презирает и оскорбляет тот, кто обязан меня любить.

Конвульсивные рыдания помешали ей говорить. Содрогаясь, она в изнеможении опустилась на стул. Рома, вероятно, уже привык к подобным сценам. Он, казалось, не замечал состояния жены. Взяв со стола свиток папируса, он молча направился к выходу. При виде этого Ноферура бросилась к нему и схватила его за руку.

— Рома, не уходи! Ты должен выслушать меня, я не хочу выносить твою холодность.

Она опустилась на колени и обхватила мужа.

— Я твоя жена! Я люблю тебя, и ты должен отвечать на мою любовь. Ты проповедуешь этот долг народу и сам должен исполнять его.

Жрец вспыхнул. Резким жестом, полным отвращения, oн освободился от жены и отступил назад.

— Сколько раз я говорил тебе, Ноферура, что твои отвратительные сцены не приведут ни к чему. Я не верю любви жены, которую всегда могу застать в объятиях другого, как сегодня — в объятиях этого воина. Я не сержусь на Кениамуна, так как только женщина может разрушить преграду между нею и мужчиной. Твои чувства — не любовь, а животная страсть, внушаемая тебе всяким мужчиной. Но перестань плакать, — добавил он ласковее, — старайся с большим достоинством переносить неизбежное. Ты знаешь, что сама оттолкнула меня своим недостойным поведением и постоянными изменами. Я больше не уважаю тебя и не могу оживить в своем сердце угасшую любовь. Мне жалко видеть тебя такой падшей и полной нечистых страстей. Я терплю тебя рядом с собой, щедрой рукой даю тебе деньги на туалеты и удовольствия, и ты должна довольствоваться этим. Не лишай же меня последнего покоя, или я совсем переселюсь в храм.

Видя, что Ноферура поднялась вся в слезах и шатаясь прислонилась к колонне, он подошел к ней и с участием сказал:

— Исправься, Ноферура, и, может быть, тогда мне удастся победить отвращение, вызванное твоими поступками.

С этими словами он протянул ей руку. Но женщина, охваченная новым приступом гнева, оттолкнула его и убежала. Рома сел у стола и задумался.

— О, зачем боги связали меня с такой женщиной? — с горечью прошептал он. — Почему я так поздно встретил Нейту, это чистое и гордое дитя? Она дала бы мне счастье.

* * *

Ничего не подозревая о готовившейся западне, Хартатеф, как никогда, жаждал достать любовный эликсир. Мысль, что Нейта любит другого, еще больше распаляла его ревность, а равнодушие девушки к нему, такому богатому и красивому, оскорбляло его гордость. Отсрочка свадьбы наполняла его сердце гневом и смутным опасением, хотя мумия еще не была выкуплена, и Пагир и Мэна находились в абсолютной зависимости от него.

Прошло пять или шесть дней. Все семейство Пагира собралось в саду.

Сатати мирно беседовала с мужем, а Мэна с двоюродными братьями играл в мяч. Хартатеф, прислонившись к колонне, мрачным взглядом следил за Нейтой, рассеянно игравшей с маленькой собачкой и, по — видимому, совершенно не замечавшей жениха.

И действительно, мысли девушки были далеко. Она думала о Роме, воспоминание о котором неотступно преследовало ее. Мысль, что жена делает его несчастным, возмущала ее. С лихорадочной ревностью она жаждала увидеть эту Ноферуру, так мало ценившую свое счастье. Ей хотелось задать тысячу вопросов своей подруге Роанте. Но непобедимый стыд смыкал уста.

Поглощенная душевной борьбой, девушка стала апатичной. Она была равнодушна к Хартатефу, а Кениамун стеснял ее. У нее не находилось больше для него слов любви. Даже отсрочка свадьбы мало радовала ее. Раз она не могла принадлежать любимому человеку, что ей было за дело до всего остального?

В эту минуту на террасу вбежал запыхавшийся раб и объявил, что перед домом остановились носилки принца Саргона. Все обменялись удивленными взглядами. Молодой хетт был таким редким гостем, что его посещение вызвало совершенно понятное недоумение. Тем не менее, такого высокого посетителя надо было встретить с большим вниманием, каковы бы ни были в душе чувства к нему. Мэна первый бросился в дом.

Хартатеф не двинулся с места. В его глазах Саргон оставался рабом — пленником, избежавшим своей участи только благодаря капризу женщины. Он считал себя несравненно благороднее и знатнее человека, лишенного отечества и свободы и осмелившегося еще кичиться титулом принца.

Нейта и Сатати едва успели немного оправить свои туалеты, как вошел Саргон в сопровождении Пагиры и Мэны.

Он очень любезно раскланялся с женщинами. Высокомерное приветствие Хартатефа заставило покраснеть Саргона, и он сверкающим взглядом смерил гордого египтянина. Потом взял за руку Нейту и увел ее в сад, куда все спустились вслед за ними.

Завязался оживленный разговор. С большим удивлением и растущим недовольством Нейта заметила, что принц не сводит с нее пылающего взгляда и что он даже не скрывает своего восхищения и желания ей нравиться. Не зная, как выйти из этой ситуации, она откинулась на спинку стула и, жалуясь на жару, жестом подозвала негритянку с опахалом. Саргон тотчас же встал и взял опахало из рук негритянки. Облокотясь на спинку кресла Нейты, он сам стал обмахивать ее, сопровождая эту маленькую услугу взглядами и словами, в значении которых нельзя было ошибиться. При виде этого чувство неловкости и неприязни охватило хозяев дома. Хартатеф с трудом сдерживал ярость. Страшно взбешенный, он ушел из сада и, ни с кем не попрощавшись, уехал.

Нейте казалось, что она задыхается. Пылающий взгляд Саргона жег ее. Такая открытая страсть вызывала в ней страх и отвращение. Она ничего не понимала в этой внезапной любви. Не в состоянии больше сдерживаться, она оттолкнула руку принца и вскочила со стула. С пылающим лицом, тяжело переводя дыхание, девушка объявила, что чувствует себя нехорошо и что ей необходимо отдохнуть. Избегая взгляда Саргона, она поклонилась и убежала. Очень скоро и хетт простился с хозяевами дома, пригласив Пагира и Мэну навестить его.

Пылая гневом, нахмуренный, с надувшимися на лбу жилами, вышел Хартатеф из дворца Пагира.

— Надо покончить с этим, — пробормотал он сквозь зубы. — Чего бы это ни стоило, Абракро должна достать мне любовный эликсир. Если же она уничтожит этого ассирийского раба, я дам ей столько золота, сколько весит его труп. Презренное, нечистое создание! На глазах благородного египтянина ты осмеливаешься ухаживать за его невестой. За такую дерзость ты заплатишь собственной жизнью!

Была уже глубокая ночь, когда Хартатеф явился к Абракро. Колдунья приняла его с большой радостью и заявила, что она уже собиралась посылать за ним, так как нашла нужное средство. Однако, узнав, чего от него требуют, Хартатеф задрожал от суеверного страха.