Книга Смертельный выстрел - Томас Майн Рид

– Теперь пришло, – сказал Хейвуд. – Доставай!

Остальные горячо поддержали предложение.

– Сейчас достанем. Давайте поглядим, парни, что за яичко обнаружится в этом гнезде из кипарисового «колена».

С этими словами Сайм извлек из чехла нож с широким лезвием и, положив деревяшку на скамейку на крыльце, расколол ее. Когда она разломилась, внутри обнаружился круглый кусочек металла с характерным для свинца тусклым блеском – ружейная пуля, как и ожидалось.

Крови на ней не было, она вся стерлась за время продвижения через волокна. Но пуля сохранила свою сферическую форму, как если бы только что вылетела из ружья или выпала из формы для отливки.

– Пуля! – хором воскликнули все.

– Пуля из гладкоствольного ружья, – добавили несколько голосов.

Потом прозвучал вопрос:

– Кто из живущих по соседству использует припас такого типа?

Ответ прозвучал мгновенно, хотя и не был удовлетворительным:

– Гладкоствольных ружей тут полно, хотя никто, насколько мне известно, с ними не охотится.

– А вот я знаю одного такого, – раздался еще чей-то голос.

– Кто же это? – потребовал целый хор.

– Дик Дарк!

Это заявление поддержали еще несколько человек.

Затем на некоторое время повисла тишина. Люди ощущали жгучую потребность, но уже не говорить, а действовать.

За время этой паузы Вудли составил две половинки деревяшки заново и, связав их леской, сунул в карман. Потом сделал вожакам собрания знак следовать за ним для дальнейшего обсуждения.

Когда те повиновались, охотник отвел их в сторонку от крыльца и расположился на лужайке на некотором расстоянии от дома. Сдвинув поближе головы, они начали вполголоса совещаться о чем-то.

Но говорили они недостаточно тихо, чтобы нельзя было уловить как не раз прозвучало название должности, внушающей такой страх всем злодеям.

А еще прозвучало имя – имя, которое и без того было весь вечер у всех на устах, и произносилось сквозь зубы.

Не все из тех, кто собрался поддержать вдову, были допущены на этот тихий совет. У Саймона Вудли, председательствующего на нем, имелись причины отстранить некоторых и собрать только тех, кому он полностью доверяет.

Едва совещание закончилось, четверо из его участников, словно сговорившись, отделились от группы, выскользнули через калитку на улицу и отправились к лошадям, привязанным у забора.

Освободив их, они потихоньку сели в седла и так же неприметно ускакали, перебрасываясь в пути лишь немногословными репликами. И снова в них прозвучало название должности, такое многозначительное при описанных обстоятельствах:

– Едем прямиком к шерифу!

Глава 19

«Натчезская красавица»

Пока продолжались поиски тела убитого человека, а над подозреваемым в преступлении нависала угроза тюрьмы, женщина, ставшая невольной причиной трагедии, удалялась от сцены этих событий.

Пароход, уносящий полковника Армстронга и его пожитки, отчалил точно в указанный в объявлении час, покинул течение «Отца вод», вошел в протекающую по Луизиане реку Ред-Ривер и теперь, на второй день пути, поднимался вверх по красноватому потоку милях в пятидесяти от его устья.

Назывался он «Натчезская красавица». Удивительное совпадение, потому как на его борту находилась обладательница этого титула.

Частенько обеспеченные юнцы из «Города Утесов», как называют Натчез, поднимали бокалы с черри или шампанским в честь Хелен Армстронг, величая ее именно так.

По здравом размышлении, у Хелен было больше прав на это название, чем у парохода. Вопреки гордому имени, это была довольно жалкая посудина: маленький кораблик с кормовым колесом. Такие нередко встречались в те дни на лоне могучей Миссисипи, и еще чаще бороздили более извилистые и мелкие фарватеры ее притоков. Единственный движитель, установленный там, где у обычных судов находится руль, напоминал старинное мельничное колесо. Он толкал корабль вперед, даже в лучшем случае придавая ему лишь весьма небольшую скорость.

Тем не менее существование подобных пароходов оправдано и имеет смысл. Это известно всем, кому приходилось ходить по узким рекам и их еще более узким протокам, да еще с подступающим с обоих берегов лесом, а именно таково большинство речных потоков Луизианы.

Но благородную Ред-Ривер не стоит относить к таковым, да еще и называть «узкой». Полноводная и широкая, она позволяет без помех даже самым большим кораблям подниматься вверх до Натчиточеса, этого конечного пункта путешествия полковника Армстронга по воде.

Причин, по которым разоренный плантатор выбрал для плавания скромный «заднеколесник», было две: путешествие на нем устраивало его по времени, а также по цене.

Ходящие по Миссисипи и ее притокам «люксовые» пароходы дороги, и тем дороже, чем они «люксовее». «Натчезская красавица», неспособная похвастаться принадлежностью к элите, перевозила пассажиров по более скромным ценам.

Но не только соображениями удобного времени отправки или экономии руководствовался полковник Армстронг, делая выбор. На палубу третьеразрядного парохода его заставило подняться то же соображение, какое подвигло покинуть родное имение под покровом ночи. Путешествуя неприметно, он надеялся уклониться встреч с людьми своего класса, и избежать не только их любопытства, но и сочувствия.

Но просчитался и сполна получил и того, и другого. Волей судьбы, на роскошном пароходе, который должен был отплыть из Натчеза в Натчиточес примерно в одно с «Красавицей» время, взорвался один из котлов. В результате, когда маленькое судно отправилось в путь, оно было по ватерлинию забито грузом, а в каютах негде было яблоку упасть из-за толпы пассажиров, многие из которых являлись представителями «голубых кровей» штатов Миссисипи и Луизиана.

Вопреки огорчению, которое вызвало это обстоятельство у полковника и старшей его дочери, младшая обрадовалась ему. Дело в том, что среди сверхкомплектных пассажиров на «заднеколеснике» оказался человек, с которым она была знакома. И не просто знакома, но и танцевала. И не просто танцевала, но с удовольствием, причем с таким, что воспоминания о том вечере остались у нее одними из самых сладостных и никогда не выходили у нее из головы.

Особой, произведшей на нее столь неизгладимое впечатление, был молодой плантатор по имени Луи Дюпре. Луизианец по рождению, а стало быть, креол. При этом без примеси африканской крови, иначе он не мог бы считаться настоящим креолом[20]. Английскому читателю постоянно приходится напоминать, что в так называемых креолах нет негритянской крови.