Книга Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  Уйти. Надо было уйти тогда. Подарить себе иллюзию короткой влюблённости в чистую, искреннюю девчонку. Утешиться россказнями, что спас поморочку, появившуюся в их краях, от себя самого. Обернуться плащом псевдоблагородства, вскочить в машину и рвануть в свою устроенную «от и до» жизнь. К семье, учёбе, существованию, поделённому надвое, где, живя и работая в далёкой, по сути, чужой стране, он – один человек, а здесь, на берегах Волги – другой.

  А потом они говорили, говорили, говорили, много, о разном. Эля рассказывала о своём Севере так, что невольно хотелось прыгнуть в машину и мчать туда на всех парах. Увидеть леденящее Белое море и покатые берега неспешных рек, деревянные памятники зодчества, церкви и дома, густые, грибные леса, северные ягоды, белые ночи.

  – Почему же ты уехала, раз там так красиво? – прошептал на ухо Дамир, дурея от запаха волос и кожи, придвигая к себе ближе собственную красоту. Они уже поднялись на берег и уселись на брошенную парнем ветровку, та завалялась в машине.

  – Здесь добираться до колледжа ближе, я в медицинский хотела, - будто заученно отмахнулась Эля.

  Дамир не знал, есть ли медицинский колледж поближе к её родным местам, да и какая разница – медицинский, педагогический, дизайна, а спрашивать не захотел, даже тогда было ясно – обманет. От Поповки до города, где собиралась учиться Эля – полчаса езды на электричке, да ещё пешком, наискосок через поле, по просёлочной дороге, не так и мало, если без личного автомобиля. Да и какая разница, есть в этом Заакаурье колледж или нет. Одно то, что Эля живёт с отцом-пьяницей, работает ночами, сидит сейчас с мужчиной на берегу реки, а не спит сладким сном, говорило многое о ней… А Дамир не хотел ничего знать, не желал слушать разум и слышать доводы.

  Он рассказывал о Нью-Йорке. Эля слушала, раскрыв рот, как самую интересную в её жизни сказку, напоминая маленькую, удивлённую девочку, если не опускать взгляда ниже глаз, не скользить по губам, не гладить мысленно налитую грудь.

  – Ты прямо сказки рассказываешь! – подтвердила его мысли Эля.

  – Как Золушка?

  – Интересней! Что Золушка? Принц даже лица Золушки не запомнил, втрескался в её грудь. Что в этом сказочного?

  – Ну как же? Принц увидел Золушку, – Эля скептически хмыкнула. – Хорошо, он увидел её грудь, – невольно он мазнул взглядом по окружностям рядом и очень понял принца. Какое лицо… когда за воланами скрыто настоящее чудо, упругое, волнующее?.. – Потом он узнал, что Золушка – девушка скромная, трудолюбивая, и женился на ней.

  – П-ф-ф-ф, – засмеялась Эля. – Всё, что хотел принц – заполучить грудь Золушки, и плевать он хотел, скромная она или нет, тем более трудолюбивая. Он принц, у него были слуги.

  – То есть, глупый принц женился из-за сисек? – заржал Дамир.

  – Конечно!

  – Шикарная версия!

  А потом Дамир понял, насколько Эля права, а принц на самом деле глуп...

– Тебе не холодно? – начинало стремительно светать.

   Рассветы были быстрые, яркие. Не успело солнце мазнуть по глади воды оранжевым лучом, как свет начал разливаться, лишая интимного полумрака. Тем не менее, не хотелось никуда уходить.

– Немного, – согласилась Эля.

  Дамир пересадил с одной ноги на другую, прижав к себе сильнее, обхватывая руками, те сами скользнули по мягкости груди, организм отреагировал должным образом. Бедро Эли упёрлось во вроде успокоившуюся эрекцию, от простого движения девушки ставшую снова каменной. Будто специально она поёрзала, задевая бугор на джинсах. Дамир зажмурился, прогоняя прочь бушующее либидо. Руки покалывало, его самого начинало колотить так, словно женщины не видел не меньше месяца, а то и полугода.

  Как он выдержал ту сладкую пытку, Дамир, даже спустя годы, не мог себе ответить. Почему не распластал её прямо там, на берегу Волги, на загорающемся рассвете, прямо среди пахнущих трав, ярких соцветий пижмы, иван-чая, листьев мать-и-мачехи и удушливой полыни, он не понимал.

  Дамир довёз Элю домой, в Поповку, и, как ни старался ехать медленно, якобы боясь поднять пыль, приехал слишком скоро. Разбуженные петухами псы перебрасывались короткими сообщениями, заливаясь время от времени в истеричном лае. Кудахтали курицы, вальяжно и лениво гоготали гуси, кое-где вываливались на выпас утки. Слышалось редкое мычание коров и блеянье коз.

  Машина притормозила, не доезжая коттеджа с синей надписью «тридцать два». В это время у калитки появился отец Эли, посмотрел по сторонам, передёрнул худыми руками и вышел на улицу, болтая полиэтиленовым пакетом в руках. Эля нырнула вниз, прижавшись лицом к ногам Дамира, явно прячась.

  – Ты говорила – не нужно отпрашиваться, – нахмурился Дамир.

  Если она обманула, а она могла, уже тогда он это понял, ему следует поговорить с отцом. Каким бы он ни был – он отец Элеоноры, и надо бы, надо отнестись к нему с уважением… Хотя бы обезопасить Элю. Трудно представить, что бы ожидало дочерей Арслана Файзулина, не явись они ночевать. Что отец, Дамир боялся думать, что бы он сделал, останься Карима ночью с Равилем, а если не с ним, то и вовсе страшно представить.

  – Отпрашиваться не нужно, скажу – на работе была. А на вопросы отвечать не хочу.

  –Ты уверена?

  – Конечно! Есть охота… Пойдём? – она махнула головой в сторону дома. – Я тебя накормлю, хочешь? Правда, мяса нет, – она задумалась. – Ты же, наверное, свинину не ешь, – она дождалась утвердительного кивка. Хотя, не так уж и придерживался Дамир традиций, у друзей-не-мусульман запросто мог съесть сало с чесноком или кусок свиного шашлыка. Просто не приучен с детства. Нет пищевой привычки, так же он не смог проникнуться фастфудом, все виды гамбургеров казались ему солёной ватой. – Картошки пожарю, на растительном масле. Будешь?

– Буду, – засиял Дамир.

  Во-первых, есть действительно хотелось. Пока Эля молчала, голода он не чувствовал, а потом в животе заурчало, молодой организм напомнил – не только мыслями о сексе едином жив мужчина. Во-вторых, до ужаса умилила поморочка, озадаченная тем, что татарин - мусульманин не должен есть свинину. Вообще-то, когда Дамир рассказывал о своей семье, она смотрела с подозрением, не веря, будто ей книжку читают, причём более глупую, чем Золушка. Русо-рыжий татарин, ничуть не похожий на Чингисхана, вызывал в ней недоверие, но уважение к национальным и религиозным традициям она проявила.

  В доме ничего не изменилось, прибавилась грязная посуда на столе, которую быстро, извиняясь, убрала Эля, оттащив за фанерную перегородку. Потом она споро чистила картошку, кидала её на сковороду, принесла тарелки, малосольные огурцы, не забыв похвастаться, что сама солила – первый раз, но получилось вкусно. Дамир откусил, сморщился от соли и количества укропа, но с радостью согласился – вкусно. Не делать же замечание, в следующий раз намекнёт. А чуть позже они ели, и, кажется, за всю двадцатишестилетнюю сытую жизнь Дамира Файзулина, он не едал ничего вкуснее, чем тот картофель, нарезанный ломтиками, присыпанный зелёный луком, и малосольные огурцы, от ядрёного рассола которых сводило зубы.