Книга Вторжение. Судьба генерала Павлова - Александр Ржешевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут и найденная, откинув полог, вышла:
— Ой, тетя Люся!..
Как они выясняли отношения, откуда что взялось, Иван уже слушал плохо. В ушах начался звон, в глазах поплыл туман. И вот уже не одна, а две молодые ведьмы веселились и смеялись ему в лицо. Когда ушли, не помнил. Путешествие через вьюжное поле в драном свитере начало сказываться. К утру лежал в горячечном бреду.
«Найденной» девчонкой, как окрестил ее Иван, оказалась Надя Васильева, которую Жабыч тщетно поджидал в Минске.
Вот уж чего не думала Надежда, замерзая в лесу на заснеженной дороге, что в ту же ночь ляжет в теплую постель у родной тетки. Легенда о тете Люсе держалась в Надином семействе устойчиво и неколебимо. Принято было говорить, что тетя Люся, Людмила Павловна, необыкновенно красива и талантлива. Однако неудачная любовь едва ее не погубила. Считалось, что подраставшая Наденька похожа на тетку, но не так ярка, своеобразна и упряма. Упрямство ставили на второе место после красоты.
К тетке Надя добиралась окружными путями, тайком, бросив мать, паникуя при мыслях о страшной участи отца. Ей, которая цепенела от пустяшного замечания учительницы, пришлось бежать по снегу вместе с матерью, спасаясь от цепных псов. И она смогла. Мать научила ее сопротивляться. Наверное, любые псы могли догнать. Скорее всего, их не было. Но лай слышался вдалеке. И ужас был настоящий. До сих пор она слышала голос матери: «Доченька! Скорее… Скорее…»
Она всегда считала мать робкой, нерешительной, во всем потакающей отцу. Не имевшей своего мнения. А вышло на поверку — сталь!
«Продержись, заклинаю, продержись, сколько можно! — судорожно говорила мать, отсылая ее к тетке. — Я ей напишу. Только не отсюда. Тут перехватят. И тебя найдут!»
Иногда Надежде казалось, что кошмар скоро кончится. Ошибка выяснится, и отец, как прежде, улыбающийся, возникнет на пороге. Иного конца ужасной истории ей не представлялось. Может быть, их даже не искали, и бегство было напрасным?
Как было договорено дома, она утаила от тетки про арест. Объяснила, что отца послали опять на Маньчжурскую границу. Мать, конечно, уехала с ним. Тетка с подозрительностью покрутилась вокруг этих новшеств и ничего не сказала. Отвлекла ее история неудачного замужества племянницы. И тут Надежда ничего не скрывала, пускаясь в такие личные откровения, которые прежде показались бы ей невозможными. Тетка навострила уши, перестала выспрашивать про отца. Любовью Людмила Павловна интересовалась не меньше, чем молодые. Расспрашивала про измены Бориса Чалина, старалась вникнуть в подробности.
— Если он к женщинам неравнодушен, — сказала она под конец, — зачем же во флот пошел? Там порядки строгие. Не разбежишься… посреди моря.
Надежда не ответила, спала. Но среди ночи, как это повелось после ареста, проснулась от внезапного толчка и, оглушенная шумом собственного сердца, лежала без сна, переживая бесконечные жуткие минуты судорожного прощания с отцом, когда ее оттаскивали, а он кричал: «Наденька, не надо! Аня, возьми!..» Наверное, Чалин заметил бы у нее седые волосы, как она узрела недавно. О бывшем муже она думала в последнее время спокойнее. Понимала, что ей следовало крепче его защищать. Отец сразу не принял Бориса. Может быть, крах их супружества был неизбежен. Но Борис ускорил его своим упрямством, а потом и сторонними приключениями. Она еще умела терпеть и потом удивлялась, какая тонкая вязь событий привела от девической влюбленности и страсти к опрометчивому замужеству, а затем к полному отчуждению. Теперь на месте недавних сражений гулял ветерок. Хоть от прежней любви остались одни головешки, но где-то под пеплом один уголек тлел. От этого иногда становилось горше, иногда радостней.
Под окном залаяла собака. Людмила Павловна поднялась, видно, не спала тоже. Приблизилась к окну и долго всматривалась в замерзшее стекло. Потом подошла к племяннице, поправила одеяло. Надежда не шелохнулась, и Людмила Павловна долго глядела на спокойное лицо в обрамлении светлых волос. Ей подумалось, что племянница вышла ни на кого не похожей — ни в мать ни в отца, а в проезжего молодца. А так как в жизни Аннушки заезжие молодцы исключались, значит, кто-то из предков наделил племянницу черными бровями, прелестным овалом лица. Мысли эти промелькнули у Людмилы Павловны в одно мгновенье, когда она различила вздох спящей Надежды. Подумала тут же, как повезло Аннушке с дочерью. А также с мужем и вообще с жизнью, в отличие от нее, Люси, младшей сестры. У них было всего два года разницы. Причем Люся быстро догнала старшую сестру по росту, у них скоро наряды стали общие, и на гуляния они часто уходили вместе. И вот, поди ж ты, какие разные судьбы. Аннушка за высоким начальником, живет среди хрусталя и дорогих мехов. Хоть и прикидывается бессребреницей. А Люся одинока. И никакого просвета впереди. Живет в чужом доме, за который платит райздрав. Самой строиться никакой охоты нет, потому что мечта о близких переменах все еще живет в душе. Но и то сказать, что Аннушку ей никогда не превзойти. Это Людмила давно уразумела. А в молодости ее находили интереснее и ярче. Она с большим правом могла рассчитывать на счастливую долю.
Разница в судьбах у них началась, когда близ Тимонихи на все лето остановился кавалерийский полк. И потянуло туда девок со всей округи. У них это называлось «выходить на охоту». Прикидывались недотрогами, как положено, а сами знали, чего ждут. И бравые кавалеристы, не сведущие в любви так, как в стрельбах и конной выездке, попадали прямехонько в расставленные сети, встречая хрупких девушек, как бы случайно оказавшихся у гарнизонных ворот.
Анютке сразу повезло. Она кого встретила, за того и вышла замуж. По правде говоря, ей, серенькой мышке, не на что было особо-то и рассчитывать. И Мишуня ее в то время звезд с неба не хватал. А уж Люся разошлась. На нее, яркую, шуструю, на словечко острую, спрос был пошире. И она долго разбиралась, отставляя кандидатов одного за другим. Был один угрюмый казачина, проходу ей не давал. Она и от него вывернулась. Все оглядывалась вокруг: авось больше повезет.
Ничего не скажешь, погуляла в девках. И замуж потом два раза прошлась. Но как-то неудачно. И в глухомани этой оказалась волею судьбы. Был теперь в ее жизни старенький фельдшер, к которому она зарекалась ходить. Но в месяц несколько раз непременно наведывалась.
Память часто возвращала ее к тому кавалерийскому гарнизону. Людмила Павловна думала про упущенные возможности, про того угрюмого казачину с крутой лысеющей головой. Поговаривали, он далеко пошел, повыше чинами взял, чем Анюткин муж. Ну да что же теперь?.. Смолоду ума не наживешь, к старости он не появится. Но до старости-то эва!.. еще далеко. Поплачешь, повоешь и с утрева хоть опять под венец…
Тяжело вздохнув, Людмила Павловна отошла от кровати племянницы.
* * *
Утром, вспоминая рассказ Надежды, опять стала сомневаться. Получалось странно. Пусть Мишуня Аннушкин и достиг великих чинов, а характер у него не переменился. Сколько помнилось, всегда над дочкой трясся, каждый вздох считал. Чтобы куда-нибудь от дома услать, даже в гости на день?.. Не было этого. А тут, пожалуйста, — без объяснения и без срока… Это настораживало.