Книга Опасности любви - Шеннон Дрейк

Женщина наблюдала за битвой, не делая ни малейшей попытки уклониться от стрел. Казалось, она просто не замечает их.

Воин-гигант с огненно-рыжей копной волос набросился на Люциана. Он увернулся и, размахнувшись мечом, доставшимся ему по наследству, нанес мощный удар в плечо противника. Смертельно раненный викинг рухнул под копыта Малахи. Еще отец показал Люциану преимущество конника в гуще пеших воинов, и теперь он следовал его советам. Люциан крепко держался в седле, беспощадно разя мечом противника.

За рыжеволосым последовал воин с белыми как снег волосами. «Старый, готов вознестись в Вальхаллу», — отметил про себя Люциан и секущим ударом отправил старика к праотцам. Потом он убил молодого воина, почти мальчишку. Он потерял счет своим жертвам. Мелководье вокруг его коня заполнилось трупами. Вода покраснела от крови и пенилась.

В какое-то мгновение Люциан почувствовал на себе чей-то взгляд. Он посмотрел на корабль и увидел, что женщина наблюдает за ним. На ее лице играла улыбка. Похоже, битва доставляла ей огромное удовольствие.

Некоторое время Люциан был не в состоянии оторвать от нее глаз. Из секундного забвения он вышел лишь тогда, когда на него обрушилось не менее полудюжины вражеских воинов. Кто-то выбил из рук меч. Нападавшие тянули его в воду. Люциану казалось, что еще немного, и его легкие не выдержат, он захлебнется. Он пытался нащупать в воде меч. Наконец это удалось. Он с трудом поднялся и понял, что окружен.

Он стоял лицом к берегу и видел, что викинги, прорвав ряды крестьян, бросились за спасавшимися бегством женщинами и детьми.

— Сдавайся, вождь, и мы сохраним им жизнь! — услышал он ее голос. Она говорила на гэльском наречии.

Странно, но женщина уже стояла перед ним. Вернее, парила над водой. Или ему так кажется?

— Ваши гарантии?

Она вскинула бровь, пожала плечами, повернулась к берегу.

— Освободите детей… оставьте в покое крестьян, пусть уходят. И этих глупых деревенских девок и женщин тоже, кроме… вон той, — указала она на Игрению. — Отрубите ей голову, пусть он видит, что мы не знаем пощады.

Сердце Люциана остановилось. Неужели она догадалась, что Игрения его жена?

— Отпустите ее, или, клянусь, я убью себя! Женщина посмотрела на пленного. В ее глазах сквозило любопытство.

— Вождь, а ты не прост. Ладно. Раз уж ему так хочется, оставьте ей голову!

— Люциан! Не думай обо мне! Не уступай им! — выкрикнула Игрения.

— Она просит смерти! — воскликнула незнакомка.

— Не прикасайтесь к ней! — приказал Люциан.

Женщина холодно улыбнулась. Вокруг нее бушевал ветер, но опасность, которую она источала, была больше, чем любой ураган.

— Постараюсь сдержаться, — проговорила она, поглаживая пальцами золотой медальон, висевший на груди. — Твой меч!

— Отпусти ее, пусть идет с остальными. — Люциан показал на жену.

Незнакомка приблизилась к нему. Казалось, она едва касается воды. Он не верил в такие штучки, но…

«Колдунья!»

Он услышал шепот, донесшийся с берега.

Ведьма! Да, она ведьма. Колдунья…

«Показалось! — подумал Люциан. — Не верь глазам своим».

— Она тебе не нужна. У тебя буду я.

«Это видение! Не верь!»

Его губы отказывались двигаться, горло пересохло. Он посмотрел на женщину и с трудом отвел взгляд. Наконец выдавил:

— Мне не нужна ведьма.

— Ты лжешь. — Улыбка на лице незнакомки стала еще шире.

Она права — он солгал.

С ним происходило что-то странное… В паху словно разожгли огонь. Люциан возжелал ее, как не желал никого и никогда. Он жаждал коснуться ее тела. Перед женой, которую обожал и которой грозила смертельная опасность, перед воинами, крестьянами и детьми… перед Богом… он мог поклясться, что хотел ее. В воде, в грязи, где угодно, сейчас же, немедля. Он весь горел от желания…

Люциан попытался прийти в себя. С трудом, с болью.

— Отпусти ее, пусть уйдет с детьми, — из последних сил потребовал он.

В глазах колдуньи искрилось веселье.

— Скажи, чтобы я приблизилась к тебе, — приказала она.

— Что?

— Позови меня… чтобы я узнала тебя.

— Можешь узнать меня, можешь делать все, что угодно, только отпусти эту женщину!

Победная улыбка расцвела на лице незнакомки.

— Отпустите ее, — приказала она.

Игрению отпустили. Она взглянула на мужа. На миг он освободился от колдовских чар. Боже! Как он любит жену!…Ее глаза, смех, тихий нежный голос…

«Беги! Помоги мне в борьбе за собственную жизнь тем, что спасешь свою», — мысленно молил он.

Игрения словно прочитала его мысли. Она тут же устремилась за женщинами и детьми.

— Она ушла, — объявила черноволосая колдунья и повернулась к Люциану, впервые проявив раздражение, — А может, мне следует лишить тебя глупой головы, чтобы все знали: мы всегда берем что хотим.

Он смерил ее взглядом — их разделяла стена гнева.

— Правильнее будет снести твою голову, чтобы ты поняла, что мир — не площадка для твоих игр.

— Меч! — потребовала она. — Или твое слово ничего не стоит?

Люциан медленно протянул руку и разжал пальцы. Меч скользнул в воду. Колдунья кивнула и пошла прочь. Он услышал позади себя шум, резко обернулся и получил удар по голове. В глазах потемнело, Люциан провалился в царство тьмы…

Он знал, что находится в странном месте. Время шло… Он видел сны, но молил, чтобы их не было. Его тело стонало от боли, горело огнем.

«Я излечу тебя…»

Темноволосая ведьма была рядом.

— Поди прочь, мерзкая тварь… — скрежетал он зубами.

Ее смех вызывал отвращение.

«Я исцелю тебя, ты почувствуешь себя как никогда раньше. Я дам тебе силу, какой ты еще никогда не знал. Позови меня…»

— Никогда!

Отрекаясь, он испытывал страшную боль, которая заставляла его кричать подобно ребенку. Но внезапно к этим нечеловеческим страданиям примешивалось удовольствие — развратное и позорное. Его разрывало желание, хотя он и отдавал себе отчет, что все это не могло быть реальностью, только часть темноты и кошмара. В его снах была и Игрения. Она звала его, стоя в воде, вытянув вперед руки. Ее светлые волосы развевались на ветру… «Игрения! Игрения!» — повторял он имя своей жены.

Когда Люциан очнулся, то понял, что лежит на ложе из меха на палубе судна. Голова раскалывалась от боли, ужасно болело все тело. Он открыл глаза. Над ним медленно проплывал лес. Шея, о Господи, он не чувствовал ее. Она будто была отделена от тела.