Книга Шарль де Голль. Военные мемуары. Том 1. Призыв. 1940-1942 - Шарль де Голль

Я считаю нужным заверить вас, что все ведомства правительства Его Величества прекрасно понимают, какое важное значение имеет прием вновь прибывших добровольцев. Возможно, в прошлом были допущены ошибки. Но вы, я полагаю, согласитесь с тем, что большинство из них сейчас уже исправлено и что, за исключением достойного сожаления инцидента в Йорке, у прибывающих добровольцев больше нет никаких серьезных оснований жаловаться на отношение к ним в нашей стране.

Искренне ваш.

Речь генерала де Голля на собрании ассоциации «Французов Великобритании» в Лондонском Альберт-холле 15 ноября 1941

Путник, который взбирается по дороге, ведущей в гору, время от времени останавливается на несколько мгновений, чтобы окинуть взглядом пройденный путь и определить, сколько еще осталось до цели. Так и мы, в результате замечательной инициативы французов, проживающих в Великобритании, сочли нужным собраться сегодня здесь, чтобы в этой демонстрации нашего единства почерпнуть новые силы и твердость, необходимые нам на трудном пути борьбы за родину. Это намерение нам будет легко осуществить, ибо, несмотря на заботы военного времени, мы никогда еще так отчетливо не представляли себе, кто мы, чего мы хотим и почему мы так уверены в том, что выбрали наилучший путь служения Франции.

Кто мы? Нет ничего проще ответить на этот вопрос. Завтра исполняется 17 месяцев с тех пор, как он впервые был поставлен и решен. Мы — французы самого различного происхождения, положения и взглядов, решившие объединиться в борьбе за свою страну. Все мы сделали это добровольно, просто и безоговорочно. Я не совершу бестактности, если подчеркну, что в общем все те, кто встали на этот путь, прошли через страдания и жертвы. Каждый из нас лишь знает и хранит в тайниках своего сердца правду о том, чего ему это стоило. Но именно в этом самопожертвовании, как и в нашей сплоченности, и заключается источник наших сил. Именно из этого очага разгорелось то великое французское пламя, которое, становясь с каждым днем все сильнее и ярче, закалило теперь нас. Ибо призыву Франции повиновались мы. В тот момент, когда все, казалось, рушилось в бездну и людьми овладело отчаяние, речь шла о том, чтобы знать, сумеет ли эта великая и благородная страна, выданная на произвол врага в результате самой чудовищной измены, какую только знала история, найти среди своих сынов и дочерей мужественных людей, способных поднять ее знамя. Речь шла о том, чтобы знать, может ли французская империя с шестидесятимиллионным населением, не затронутая войной, остаться совершенно безучастной к борьбе за жизнь или смерть Франции. Речь шла о том, чтобы знать, остался ли еще хоть один клочок нашей земли, который хотел бы воевать вместе с нашими храбрыми союзниками, продолжающими сражаться за свое и за наше спасение. Речь шла о том, чтобы знать, умолкнет ли окончательно голос Франции или, что еще хуже, будет ли мир считать, что он узнал этот голос в той отвратительной подделке, которую изготовили враги Франции и ее предатели. Речь шла, наконец, о том, чтобы знать, увидит ли когда-нибудь французская нация во мраке рабской ночи свет надежды, чтобы поддержать в ней дух сопротивления и доказать, что она остается солидарной с партией свободы.

Такой была с первого дня наша цель, такой она, без всяких изменений, остается и сегодня. К этой цели мы шли неуклонно и без колебаний. А когда узнают, какими средствами при этом мы располагали, я думаю, что мир выразит некоторое удивление. Мы не имели ни организации, ни войск, ни командного состава, ни оружия, ни самолетов, ни кораблей. У нас совсем не было администрации, бюджета, руководящих кадров, законодательства. Очень немногие во Франции знали о нас, а за рубежом нас считали всего лишь симпатичными отчаянными головами без прошлого и будущего.

Между тем не проходило и дня без того, чтобы мы не росли. Всем известно, каковы были всегда тяжелые, а порой ужасные этапы нашего продвижения вперед. Каждый может представить себе материальные и моральные трудности, которые мы должны были преодолевать. Всем известны размеры территорий, воинские силы и моральный вклад, которые мы смогли внести в войну исключительно в интересах служения своей родине. Мы были распыленной группой людей. Теперь мы едины, как монолит. Мы сами вернули себе право быть гордыми и свободными французами. Сверх всего, мы восстановили нашем порабощенном народе влияние французского единства и волю к сопротивлению во имя мести и возрождения величия Франции.

Ибо это факт, что Франция, несмотря на весь ужас военного поражения, которое заслужили руководители Франции, но не она сама, несмотря на смятение, охватившее ее душу вследствие измены людей, которых она считала символом чести, несмотря на давление, которое враг осуществлял то в форме беспримерных насилий, то в виде слащавых обещаний уступок и сотрудничества, несмотря на отвратительный режим преследований и полицейского террора, несмотря на упорные усилия растлить умы людей с помощью однобокой пропаганды. — несмотря на все это, Франция ни в коей мере не отреклась от своих идеалов. Это факт, что Франция сумела разглядеть сквозь кровавый туман и слезы, которыми ее хотели ослепить, что единственный путь, ведущий к спасению, есть путь, избранный для нее оставшимися свободными сынами и дочерьми.

В этом отношении не следует делать ни малейших различий между французами из Браззавиля, Бейрута, Дамаска, Нумеа, Пондишери, Лондона и французами из Парижа, Лиона, Марселя, Лилля, Бордо, Страсбурга. За исключением кучки несчастных и жалких отщепенцев, которые, пользуясь паникой, растерянностью и преследуя корыстные интересы, спекулировали на поражении родины и которые временно господствуют в стране с помощью обмана, тюрем или голода, нация в целом никогда еще не была столь сплоченной. Буквально можно сказать, что те из французов, кто продолжает жить, живут лишь для того, чтобы добиться национального освобождения, и можно сказать также, что для сорока миллионов французов сама идея победы ассоциируется с победой свободных французов.

Нетрудно понять, что по мере того, как мы превращались в реальную, все возрастающую силу, и особенно по мере того, как становилось очевидным, что Франция нас тайно поддерживает, многие люди у нас и за границей стремились, узнать, что же мы в действительности собой представляем и каковы наши намерения. Какой бы тяжелой и продолжительной ни была война, она должна привести к установлению определенного порядка во Франции и во всем мире. Поэтому вполне естественно задать себе вопрос: что же хочет осуществить в этом отношении та могучая новая сила, которая называется «Свободной Францией», в ожидании, пока она сольется, после победы с собственно Францией.

Правда, на вопрос «чего хочет „Свободная Франция“?» умудряются отвечать от ее имени некоторые люди, не имеющие к ней никакого отношения. Так, нам случалось констатировать, что самые противоречивые намерения приписываются нам в одно и то же время либо врагами, либо такого рода друзьями, которые в пылу рвения не в состоянии умолчать о своих домыслах относительно нашей деятельности. Одно из редких развлечений, которое предоставляет мне моя теперешняя деятельность, состоит в том, что я иногда пытаюсь сличать эти разноречивые утверждения. В самом деле, забавно наблюдать, что в один и тот же день, в один и тот же час о свободных французах говорят, будто они склоняются к фашизму, или готовят реставрацию конституционной монархии, или преследуют полное восстановление парламентской республики, или намереваются вернуть к власти довоенных политических деятелей, в частности евреев и масонов, или, наконец, добиваются торжества коммунистической доктрины. Что касается нашей внешнеполитической деятельности, то, по заявлениям из тех же источников, мы являемся то англофобами, выступающими против Великобритании, то работаем в тайном сговоре с Виши, то ставим себе за правило отдавать Англии территории Французской империи, по мере того как они присоединяются к «Свободной Франции». Маловероятно, чтобы своими речами и делами мы могли положить конец подобным утверждениям. Но, несомненно, важно выяснить для себя и для других, какова наша политика.