Книга По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов

После таких слов в Вене приободрились. 1 (13) ноября, выступая перед венгерской делегацией рейхсрата, Кальноки отметил большое значение речи Солсбери. Глава австро-венгерской внешней политики заявил, что «до настоящего времени удавалось дипломатическими средствами предотвращать акты, способные обратить болгарский вопрос в европейский». Однако Кальноки на этом не остановился. «Если Россия, к примеру, — продолжил он, — захочет послать своего представителя, чтобы прибрать к рукам правительство Болгарии, или вознамерится оккупировать всю страну или один из прибрежных портов, то Австро-Венгрия будет вынуждена занять решительную позицию. Но сейчас подобная опасность, кажется, предотвращена»[1492]. Последняя оговорка Кальноки не смягчила эффекта, и в Петербурге разразилась буря.

«Вся ненависть направлена сейчас против Австрии, — говорил Гирс германскому послу Швейницу. — Забыты Солсбери, Англия и сама Болгария»[1493]. Австро-Венгрия продолжает запугивать Европу российской оккупацией Болгарии, мнить себя ее защитницей, да еще и угрожает — именно этот смысл разглядели в словах Кальноки петербургские политики. Помимо этого, в российском правительстве предположили, что выступление министра иностранных дел Австро-Венгрии вряд ли могло быть сделано без согласования с Бисмарком. Гирс запросил об этом берлинский кабинет. В Берлине же перед российским послом рассыпались в заверениях, что правительство Германии не одобряет поведение венского кабинета и по-прежнему выступает за примирение и согласование интересов России и Австро-Венгрии на Балканах.

Бисмарк пошел даже дальше. В конце ноября 1886 г. он ясно дал понять, что если Петербург вознамерится оккупировать Болгарию и столкнется с военным противодействием Вены, то последняя не получит поддержку Германии[1494]. Однако в Петербурге намек Бисмарка в очередной раз проигнорировали. После разрыва с Болгарией циркуляром от 11 (23) ноября МИД России подчеркнул мирный характер завершившейся миссии Каульбарса и заверил европейские кабинеты в незыблемости намерений императорского правительства придерживаться действующих международных соглашений. Да и сам Кальноки, напуганный острой реакцией на свою речь, уже 4 (16) ноября поспешил объяснить Гирсу, что он всего лишь вынужден был успокоить общественное мнение, а в целом же «его речь была в высшей степени миролюбива» и он «ищет возможность общих действий с Россией». Тем не менее 7 (19) ноября Гирс написал Лобанову-Ростовскому, что Кальноки «разрушил доверие в эффективность и в само существование тройственного соглашения… Тройственный союз (Австро-Венгрия, Россия, Германия. — И.К.) не существует больше, даже если он еще не заменен другой комбинацией»[1495]. С ноября 1886 г. царское правительство перестает согласовывать свои действия с Веной, а с австрийским послом в Петербурге на некоторый период фактически прекращаются всякие официальные контакты.

Взирая на все это сегодня, даже трудно понять, какие такие несовместимые интересы и неразрешимые противоречия Вены и Петербурга столкнулись тогда на Балканах. Можно еще понять историю с железнодорожным строительством — предстояло как-никак «распилить» и рассовать по карманам значительную часть бюджета Болгарского княжества. Тем не менее это был достаточно локальный сюжет.

Конфликт, как это ни банально прозвучит, раскручивался во многом по принципу «слово за слово», где основными катализаторами выступали неуемные амбиции, гордыня и болезненное самолюбие политиков. Особенно обидно за кондовость действий представителей российских властей и их августейшего патрона — императора Александра III. Ведь в итоге Болгарского кризиса петербургская дипломатия вчистую проиграла своим венским и лондонским коллегам, а престижу России на Балканах был нанесен сильный удар.

В самой же Болгарии 25 июня (7 июля) 1887 г. на заседании Великого народного собрания был избран новый князь — 26-летний австрийский гусарский подпоручик Фердинанд Саксен-Кобург-Готский, орнитолог, путешественник и полиглот (он владел шестью европейскими языками), родственник принца Альберта, супруга королевы Виктории. В августе того же года Фердинанд назначил Стамболова главой правительства. Новый премьер искусно лавировал между интересами великих держав, но династические связи, интересы безопасности и экономического развития последовательно притягивали страну к Вене и Берлину.

Избрание Фердинанда князем Болгарии не было признано великими державами, что продолжалось более девяти лет. Особо непримиримую позицию занял в этом вопросе Александр III. Только после его смерти русско-болгарские отношения были восстановлены. Произошло это в феврале 1896 г., уже при новом императоре Николае II. В это же время Фердинанд I в качестве князя Болгарии и генерал-губернатора Восточной Румелии был признан султаном.

В области внешней политики наметилось сближение с Россией. Во время визита Фердинанда I в Петербург в мае — июне 1902 г. состоялось подписание русско-болгарской военной конвенции в противовес заключенному двумя годами ранее соглашению между Австро-Венгрией и Румынией.

В июле 1908 г. в Стамбуле произошел переворот, организованный младотурками. Ослаблением Турции решили воспользоваться все участники Берлинского конгресса. Для Болгарии же пробил час обретения полной независимости. Однако искать поддержку София стала не в ослабленном революцией и военными поражениями Петербурге, а снова обратилась в Вену. В сентября 1908 г. в обстановке строгой секретности Фердинанд I был принят императором Францем-Иосифом. Речь шла о согласовании интересов сторон. В случае провозглашения независимости Болгарии ее князю была обещана лояльность Тройственного союза (Берлина, Вены и Рима). В свою очередь, Фердинанд вызвался страховать балканские притязания Австро-Венгрии. В результате 22 сентября (5 октября) в Тырнове состоялось торжественное провозглашение нового независимого государства — царства Болгарии, — а через два дня Вена объявила об аннексии Боснии и Герцеговины, оккупированных с 1878 г. На Балканах разразился очередной, на сей раз Боснийский кризис.

Первые годы XX в. ознаменовались практически одновременным поворотом Софии и особенно Белграда к более тесному сотрудничеству с Петербургом. Со своей стороны, царское правительство стремилось упрочить этот курс, оказывая Болгарии и Сербии дипломатическую и материальную поддержку. Особые усилия петербургский кабинет прилагал к преодолению старых разногласий между Сербией и Болгарией по вопросу о Македонии. В достижении этими странами союзнических отношений Петербург был заинтересован в качестве противовеса Австро-Венгрии на Балканах. Однако Сербия и Болгария были нацелены прежде всего на остатки европейских владений Порты.