Книга Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

Он вдруг негромко рассмеялся.

— Помню, как дочерей твоих учил, княже. Арифметику они обе не любили, токмо Феодулия терпела, а Мария как могла хитрованила. «Дядь Фёдор, расскажи про царицу Ирину!» И глаза такие, что не откажешь. Ну, я и поддаюсь… Ладно, говорю, только потом арифметикой займёмся беспременно! Рассказываю, рассказываю… Когда-то спохвачусь… «Ну всё, девки, теперь арифметика!» А Мариша так честно-пречестно в глаза глянет: «Поздно уже, дядя Фёдор. Завтра только. Сегодня уж никак!»

Посмеялись.

— Меня вот недавно малой удивил, Олежка. Игрались мы в сечу с сынами, баловались. Ну, Юрик вперёд выступил, рубится со страшной силой. Изнемог весь, отец-то вишь какой здоровенный. А Олежка в запасе, стало быть. Ну, я ему возьми да и скажи: брат твой кровью истёк уж, не пора ли запасному полку в бой? А он брату тресь палкой-то по затылку! Тот с ног долой, а Олежка важно так заявляет — «мятежник пал!»

Все трое расхохотались.

— Хорошо, что успел я съездить в Ростов да Суздаль, обоих повидал. Елену вот жалко.

— Да, Елене Романовне трудно будет… — согласился боярин Фёдор. — Мне вот легче. Супруга моя законная давно в горних высях, дети взрослые…

Митрополит Пётр сидел и смотрел на собеседников. На двух пожилых мужчин, для которых эта ночь наверняка последняя.

— … Содом и Гоморра тут у них!

Князь Ярослав был зол. Харахорин оказался стойбищем даже хуже Сарай-Бату. В Сарае, во всяком случае, уровень мздоимства не достигал таких размеров, не говоря уже о том, что было более-менее ясно, кому и сколько нужно давать. Здесь же серебро, золото и меха утекали рекой, а толку было не видно.

— Ну ты хоть узнал, где тот китаец премудрый сидит?

— Не гневайся, княже, — боярин Фёдор Ярунович откашлялся, дым ел глаза. — Сам я туда проникнуть не смог. Однако нашёл одного человека, весьма полезного…

Князь скептически хмыкнул.

— Да тут их, полезных-болезных… Мне нужны гарантии. Во всяком случае, вперёд я давать более ничего не намерен.

— Ой, не зарекаться нам, Ярослав Всеволодович! Не мы тут играем, нами играют… Не давать, так проживём тут полгода. Но сей человек злата-серебра вперёд не требует. Он вообще иного просит.

— Хм… — Ярослав удивился. — Чего же этому монголу надобно?

— Да не монгол он. Монах папский, по имени Плано Карпини.

— Хм… — повторно хмыкнул Ярослав. — Надо же, тесен мир… И чего ему надобно?

— Это он сам тебе скажет, княже. Прикажешь позвать? Он тут, неподалече юрту снимает. Сказал, как будет нужда, обращайтесь.

— Само собой, зови! Ежели можно, прямо сейчас пусть приходит.

Боярин поклонился и вышел, Ярослав вдохнул глубоко и тоже закашлялся. Что за народ, дерьмом очаг топят…

Владимирское посольство разместилось на постоялом дворе, построенном каким-то китайцем. Китайца, впрочем, уже не было в живых, какой-то монгол решил заняться гостиничным делом и без труда отнял у китайца его имущество, а заодно и жизнь — законы Ясы давали все преимущества представителям монгольской родовой знати. Ярослав с отвращением глядел на обмазанные глиной стены, местами облупившиеся и скалившие палки внутреннего хлипкого каркаса: похоже, новый хозяин не задумывался о ремонте заведения. Вместо окон помещения имели стену, выходящую во внутренний двор, собранную из бамбуковых решёток и обшитую пропитанной лаком бумагой. Такая стена давало много света, но не позволяла видеть, что делается снаружи. Князя это устройство помещения бесило, ведь злоумышленнику или соглядатаю ничего не стоило подкрасться вплотную, да и слышно было всё, что говорят, как будто стены вообще не было. Приходилось круглосуточно держать на ногах охрану.

Но что бесило князя больше всего, так это использование кизяка вместо дров. Кухня находилась в том же помещении, что и комнаты для гостей, и едкий дым проникал сквозь щелястые перегородки. Разумеется, русские послы готовили еду для себя сами — не хватает ещё отравы! — но нюхать аромат от горящего плохо просушенного кизяка приходилось всем.

Раздвижная дверь отошла в сторону, и на пороге возник человек в дорожном монашеском балахоне с капюшоном.

— Я рад приветствовать тебя, великий князь! — произнёс на латыни вошедший, откидывая с головы капюшон.

— И тебе привет, почтенный Плано Карпини, — также на латыни ответил Ярослав, разглядывая знаменитого папского посла, а заодно и шпиона. — Прошу садиться. Извини, но по-латински я не очень…

— О, не вопрос! — папский посол перешёл на русскую речь. Говорил он с акцентом, но правильно и бегло. — Я слышал, что у тебя возникли затруднения с местными… как бы сказать повежливей… короче, чиновниками?

— Ты очень добрый и вежливый человек, почтенный Карпини, — усмехнулся Ярослав. — раз смог назвать их так.

— О, да-да… У нас в Европе такого алчного мздоимства сыскать трудно. Однако, как я понимаю, ты пригласил меня не за этим. Скажи, как скоро тебе нужно попасть на приём к самому Гуюк-хагану?

— Чем скорее, тем лучше.

— Мммм… Через пять-шесть дней устроит?

— Вполне.

— Ну что же, — вздохнул Карпини, принимая от слуги чашу с питьём. — я полагаю, так и будет. Мммм… отличный напиток… Квас?

— Точно.

— Да, отличный… Но я попрошу о взаимной услуге, князь Ярослав.

— Какой именно? — дипломатично улыбаясь, произнёс князь.

— Сведения, светлый князь, разумеется, мне понадобятся некоторые сведения… Иначе зачем я тут, в этом Харахорине? Золото и серебро тоже понадобятся, конечно — без подмазки эти повозки с места не двинутся… Но золото и серебро, это им, мне же нужны сведения.

— Приветствую тебя, великий хан!

Бату-хан разглядывал стоявшего перед ним князя с интересом. Так вот он какой…

— Так вот ты какой, коназ Магаил. Что ж, я рад, что наконец увидел тебя.

Переводчик Немир бормотал быстро и негромко, отчего странным образом казалось, что в голове звучит его голос. Будто бы и нет толмача, а сами собеседники понимают друг друга.

— Я тоже не чаял увидеть тебя, великий хан.

Не приглашает сесть к столу, подумал боярин Фёдор. Значит, разговор будет недолгим. Закон Ясы вообще-то не велит усаживать за свой стол врагов, но кто его нынче соблюдает, тот закон… За столом удобнее всего отравить нежелательного гостя. И то, что Бату не стал усаживать их за стол, означало одно — расправа будет показательной, в назидание другим.

— Почему ты всё время убегаешь от меня, коназ Магаил? То в Польшу, то в Хунгарию…

— Ну почему убегаю? По делам своим ездил я. Да и разве от тебя убежишь?

Бату-хан засмеялся, тоненько и визгливо.

— И потому ты решил явиться с повинной. Так?