Книга Заговор «Аквитания» - Роберт Ладлэм

Вопреки сказанному им Питеру Стоуну, Натан с самого начала знал, с кем ему нужно встретиться, не с одним человеком, а с тремя, иначе говоря, президентом, спикером палаты и генеральным прокурором – главой исполнительной власти, лидером власти законодательной и лицом, осуществляющим надзор за соблюдением законов. Он предпочел бы разговаривать не с каждым в отдельности, а одновременно со всеми, но, как бы там ни было, разговаривать с ними необходимо. Однако здесь-то и таится опасность. Договориться о встрече с такими людьми просто сняв трубку – невозможно. Существуют процедуры, формальности, инстанции, ему придется обосновывать целесообразность встречи – ответственные люди не могут зря тратить время. Итак, западня. Стоит ему назвать себя, как об этом тут же узнают многие. Делавейну станет известно об этом через несколько часов, если не через несколько минут.

Хотя Джоэл и уверял Стоуна, что он сможет пробиться к влиятельным государственным деятелям, дело это нелегкое, еще труднее добиться от судьи решения о неразглашении материалов в интересах следствия, не объясняя органам безопасности, почему это жизненно необходимо. Полная нелепость! Подобные меры принимаются обычно в отношении свидетелей, которым предстоит выступать в уголовном процессе, им даже помогают изменить фамилию и место жительства. Но все это никак не касается Белого дома, конгресса или министерства юстиции. В качестве аргумента Джоэл сослался на существующую юридическую процедуру, доведя свои доказательства до абсурда. Правда, этим он добился невозможного – Стоун и его друзья согласились представить юридически оформленные свидетельские показания.

А впрочем, думал Саймон, какое-то рациональное зерно в его заверениях есть. И дело не в том, что Джоэл пытался ввести кого-то в заблуждение. По-видимому, он хотел подсказать Натану образ действий. “Любой суд, любой судья…” – так говорил Конверс Стоуну. В этом-то и заключается смысл, все остальное – чепуха. Верховный суд и решение этого суда! Не просьба какого-то там Натана Саймона – он должен оставаться в тени, – а обращение к президенту со стороны старого и заслуженного члена Верховного суда! Никто не посмеет поставить под сомнение правомерность просьбы такого человека об аудиенции у президента для решения проблемы, интересующей их обоих. Президенты более зависимы от Верховного суда, чем от конгресса. Конгресс является местом политических баталий, Верховный суд – ареной моральных битв, в стороне от которых не может стоять даже президент, особенно президент. И он, Натан Саймон, знает одного верховного судью, которому сейчас около семидесяти. Он может позвонить и договориться о встрече. Верховный суд, как всегда в октябре, распущен на каникулы. Значит, старик сейчас у себя в Новой Англии, номер телефона есть у него в офисе.

Натан шагнул и поднял руку, защищая глаза от солнца. На какое-то мгновение ранний солнечный луч прорвался сквозь переплетение стекла и стали на другой стороне парка и заглянул в окно. И неожиданно в этот короткий миг слепоты ему в голову пришел ответ на мучившие его вопросы – где и когда начавшиеся волнения станут прелюдией к взрыву насилия.

Во всей Западной Европе, в Великобритании, Канаде и в Соединенных Штатах намечалась серия массовых демонстраций и митингов против ядерного оружия. Миллионы обеспокоенных судьбами человечества людей возьмутся за руки и блокируют уличное движение в крупнейших городах, поднимут голос в защиту мира. Митинги будут проводиться в парках и на площадях, перед правительственными зданиями. Политические и государственные деятели, как всегда чутко улавливающие подземные толчки, обязались выступить перед собравшимися везде – в Париже, Бонне, Риме и Мадриде, Брюсселе и Лондоне, в Торонто, Оттаве, Нью-Йорке и Вашингтоне. И опять, как всегда, подлинные борцы – искренние люди и те, кто пытается нажить политический капитал, а также откровенные лицемеры и святоши будут требовать контроля над вооружениями либо толковать об успехах этого контроля, достигнутых ими, несмотря на интриги своих соперников, но ни слова не скажут о собственных недостатках. На таких подиумах лицемерие и искренность выступают рука об руку, и ораторы не очень представляют себе, каковы же истинные убеждения других людей.

Огромные толпы, и среди них найдутся такие, кто искренне верит в грубую власть силы, и они, несомненно, будут услышаны. Никто не сомневается, что во время массовых демонстраций возможны и некоторые эксцессы… Но если таких эксцессов будет много, как далеко может зайти противостояние? Команды фанатиков-террористов, финансируемые анонимными источниками, будут направлены на эти митинги и демонстрации, чтобы навязать свою точку зрения, не имеющую ничего общего с задачами движения. Огромные толпы повсюду, людские массы, гальванизированные внезапными вспышками насилия, примкнут ко всеобщему безумию! Такова будет прелюдия событий. Везде. Повсеместно.

Демонстрации и митинги начнутся через три дня.

Питер Стоун шагал по широкой грязной тропе, направляясь к озеру, лежавшему за домом в форме буквы “А”, где-то в Нижнем Нью-Хэмпшире – он не знал точно, где именно, знал только, что в двадцати минутах езды от аэропорта. Близились сумерки, а значит, виден конец этого полного неожиданностей дня, а впрочем, это, пожалуй, еще не конец – сюрпризы пока не исчерпаны. Десять часов назад из своего номера в “Алгонкине” он позвонил в аэропорт, чтобы узнать, вовремя ли прилетает самолет из Женевы, и услышал, что, если не будет никаких задержек, самолет прилетит на полчаса раньше. Первая неожиданность, хотя и несущественная. Чего не скажешь о второй.

Он прибыл в аэропорт Кеннеди около двух часов и через несколько минут услышал объявление о том, что к телефону вызывают мистера Лэкленда – фамилия, которую он назвал Натану Саймону.

“Вылетайте самолетом “Пилигрим эрлайнз” в Манчестер, штат Нью-Хэмпшир, – сказал ему юрист. – На Имя мистера Лэкленда заказан билет на рейс, отправляющийся в три пятнадцать. Успеете?”

“Наверняка. Самолет из Женевы прилетает раньше времени. Я полагаю, вылет с Ла-Гуардиа?”

“Да. В Манчестере вас встретит человек с рыжеи шевелюрой. Вашу внешность я ему описал. Увидимся примерно в половине шестого”.

Манчестер? Нью-Хэмпшир? Стоун был настолько уверен, что Саймон отправит его в Вашингтон, что даже не позаботился сунуть в карман зубную щетку. Итак, неожиданность номер два.

Неожиданностью номер три была сама личность курьера из Женевы, Сухопарая и мрачная англичанка с лицом цвета светлого гранита и с парой таких непроницаемых глаз, какие он видел когда-то на площади Дзержинского. Как и было условлено, она стояла у зала ожидания фирмы “Свиссэйр” с номером “Экономиста” в левой руке. Внимательно изучив оборотную сторону его давно просроченного удостоверения, она вручила ему атташе-кейс и с чисто британским высокомерием сделала следующее заявление: “Я не люблю Нью-Йорк, и никогда не любила. И летать не люблю, но все были так милы, и я считаю, начатое всегда следует завершить поскорее, правильно? Мне заказали билет на первый же обратный рейс в Женеву. Я скучаю по моим горам. Они нуждаются во мне, и поэтому я должна отдавать им себя целиком, правильно?”

Сообщив эту ценную информацию, она изобразила на своем лице подобие улыбки, неловко повернулась и зашагала обратно к эскалатору. И тут Стоун начал понимать, что дело не только в глазах этой женщины – она вообще выглядела странно. Она была пьяна, и, вероятно, здорово. По-видимому, пыталась заглушить страх перед полетом с помощью спиртного. Странное у Конверса представление о курьерах, подумал было Стоун, но тут же изменил свое мнение – кто, скажите на милость, вызвал бы меньше подозрений?