Книга Создатель звезд - Олаф Стэплдон

«Как оказалось, – рассказал мне Джон, – тот, кого я искал (его зовут Эдлан), умер тридцать пять лет назад. Он пытался дотянуться до меня из прошлого, но поначалу я этого не понимал. Когда мы наконец сумели установить хоть какую-то связь, он показал мне то, что мог видеть сам, и я заметил, что в гавани плавают старинные приземистые пароходы с реями на мачтах. Кроме того, в гавани не было главного офиса Суэцкой компании (ну, помнишь, такое большое здание с куполами). Можешь себе представить, насколько это было поразительно! Мне пришлось постараться, чтобы оказаться в прошлом самому, вместо того чтобы заставлять Эдлана дотягиваться до настоящего».

Мне придется немного сократить рассказ Джона. Чтобы отыскать надежное место в прошлом, он по подсказке Эдлана познакомился со средних лет англичанином, шипчандлером по имени Гарри Робинсон, который провел большую часть детства в Порт-Саиде. Новый знакомый, который был наполовину египтянином, с удовольствием рассказывал о своих ранних годах и о Эдлане, которого ему некоторое время доводилось видеть едва ли не каждый день. Вскоре Джон настолько освоился в сознании Робинсона, что научился проникать с его помощью в прошлое, в детство Гарри и в Порт-Саид, которого больше не существовало.

Глазами Гарри Джон сумел наконец увидеть Эдлана. То предстал престарелым, измученным бедностью местным лодочником. Лицо, похожее на черное, высохшее и заострившееся лицо мумии, было очень живым и часто освещалось улыбкой, пусть и довольно мрачной. На громадной голове красовалась феска, казавшаяся смехотворно крохотной. Когда же головной убор, как это изредка случалось, спадал, оказывалось, что череп у старика абсолютно голый. Джон сказал, что все его тело походило на кусок странно изогнутого темного полированного дерева. У Эдлана были типичные для сверхнормальных огромные глаза, из одного, воспаленного и затекшего, все время текла слизь. Как многие местные жители, старик страдал от офтальмии. Его голые загорелые ноги и ступни были покрыты множеством шрамов, на нескольких пальцах не было ногтей.

Эдлан зарабатывал на жизнь, перевозя пассажиров с кораблей к берегу, а также доставляя европейцев к «купальным домам» (деревянным сооружениям, установленным в море на металлических сваях) и обратно. Семейство Робинсонов нанимало Эдлана несколько раз в неделю, чтобы перебраться через гавань до принадлежавшего им дома. Потом он дожидался, пока они купались и обедали, после чего отвозил обратно в город. В то время как Эдлан налегал на весла своей длинной, раскрашенной в яркие цвета лодки, а Гарри болтал с родителями, сестрой или даже с гребцом, Джон, наблюдавший за всем этим изнутри сознания мальчика, вел телепатическую беседу с необыкновенным египтянином.

Проекция перенесла Джона в 1896 год. К тому времени, как утверждал Эдлан, ему было триста восемьдесят четыре года. Джон едва ли поверил бы этому, если прежде не повстречал Жаклин. Следовательно, Эдлан родился в 1512 году где-то в Судане. Большую часть первого столетия он был прорицателем в своем племени, но затем решил сменить примитивный образ жизни на что-нибудь более цивилизованное. Он спустился вниз по течению Нила и обосновался в Каире, где тут же прослыл колдуном. На протяжении семнадцатого века Эдлан играл значительную роль в бурной политической жизни Египта и был одним из самых могущественных «серых кардиналов» той эпохи. Но политика его не удовлетворяла. Поначалу она привлекла его, как шахматная игра двух болванов могла бы привлечь внимание умного человека. Он не мог не видеть, какие ходы было бы выгодно делать, и в конце концов оказался втянутым в процесс. К концу восемнадцатого века он все больше интересовался развитием «оккультных» способностей и в первую очередь умением переносить свое сознание в прошлое.

За несколько лет до Египетской экспедиции Наполеона Эдлан окончательно покончил с политической карьерой, инсценировав самоубийство, и потом еще несколько лет прожил в Каире в полной безвестности и нищете. Он зарабатывал на жизнь, работая водовозом, и гонял по пыльным улицам своего груженного раздувшимися бурдюками осла. Вместе с тем он не прекращал тренировать свои сверхъестественные способности и порой использовал их для сеансов «психотерапии» среди своих товарищей-рабочих. Но по-прежнему больше всего его интересовало исследование прошлого. В то время знания о древней культуре Египта были крайне скудными, и страстным желанием Эдлана было получить сведения напрямую от существовавшей много веков назад великой расы. Поначалу ему удавалось проникать лишь на несколько лет в прошлое, в окружение, сходное с его собственным. Затем он решил поселиться в дельте реки, в каком-нибудь отдаленном поселении, жители которого всю жизнь копались в земле и вели жизнь, которая не слишком отличалась от примитивного быта земледельцев времен фараонов. Много десятилетий он управлялся с мотыгой и шадуфом и за это время изучил древний Мемфис почти так же хорошо, как современный ему Каир.

Во второй четверти девятнадцатого века Эдлан все еще выглядел человеком средних лет. К этому времени у него появился интерес к исследованию других культур, он переехал в Александрию и вновь взялся за работу водовоза. Здесь, уже с меньшей легкостью и успехом, с какими давалось ему изучение Древнего Египта, он погрузился в историю Древней Греции, научившись проникать во времена великой библиотеки и даже в саму Грецию, в эпоху Платона.

Только в начале последней четверти девятнадцатого века Эдлан на своем ослике проехал по узкой полосе песка, отделявшей озеро Манзала от Средиземного моря, поселился в Порт-Саиде и продолжил развозить воду. Впрочем, на этот раз он не остановился на одной только профессии. Иногда он нанимался возить на своем осле какого-нибудь европейца, на один день сошедшего на берег. Босиком Эдлан бежал за ослом, подгонял энергичными шлепками по заду и восклицаниями «Хаа! Хаа!». Однажды животное, которое он звал «Прекрасные Черные Очи», у него украли, и Эдлан пробежал тридцать миль по следам на влажном песке. Нагнав наконец вора, он поколотил его и вернулся домой, торжественно восседая на осле. Иногда он пробирался на борт какого-нибудь лайнера и развлекал пассажиров фокусами с кольцами, шарами и неугомонными желтыми цыплятами. Иногда он продавал им шелк и драгоценности.

Эдлан переселился в Порт-Саид, желая соприкоснуться с современной жизнью европейцев, а также, если получится, с индусов и китайцев. Канал в то время стал самым многонациональным местом в мире. Левантинцы, греки, русские, ласкары, китайцы-кочегары, направляющиеся на восток европейцы, державшие путь в Лондон или Париж азиаты, пилигримы-мусульмане на пути в Мекку – все проходили через Порт-Саид. В этом восхитительно беспородном городе теснились все языки, национальности, религии и культуры.

Эдлан очень скоро понял, каким образом лучше всего использовать новую обстановку. В его распоряжении были самые разные методы, но в первую очередь он полагался на свои телепатические способности и невероятный ум. Понемногу ему удалось составить в собственном воображении достаточно точную картину европейской, а затем индийской и даже китайской культуры. Разумеется, он не находил все знания в готовом виде в разумах окружавших его в Порт-Саиде людей – все они, что жители, что проезжие, были всего лишь обывателями. Только сведя воедино скудные и часто бессвязные мысли всех странников, Эдлан сумел восстановить единую картину культурной системы, в которой они развивались. Эти упражнения он подкрепил чтением книг, которые получал от судового агента, имевшего тягу к литературе. Кроме того, он научился распространять свое телепатическое влияние настолько, что, вызывая в уме все, что уже знал, скажем, о Джоне Рескине, мог вступить в разговор с этим любителем нравоучений, сидевшим в своем доме возле Конистон Уотер.