Книга Спасители - Эмир Радригес

много повоевать не успел, -- сказал Всеслав.

-- А чего так? – спросил Олег, чтобы окончательно перевести тему разговоров.

– Сначала всё было ништяк. Штурм за штурмом. Адреналин, -- сказал Всеслав. -- А потом первое пулевое схлопотал. И понеслось… Я снова вернулся. Но нас почти сразу накрыли артой. Снова ранение и контузия ещё… Когда вернулся, то на первом же штурме получил третье ранение – чуть лопатку, нахуй, не оторвало… Я думал, что боги послали знак – убивать меня не хотят, для чего-то другого приберегли. А потом всё уже закончилось. Я на службе остался. А там и Загорск… И в Организацию попал. Вот для чего меня берегли, я считаю. На Загорске мы с ребятами, конечно, охуели. Хоть долгих боёв не было – зашли и всё сделали сразу. Но впечатлений набрались столько, что «передок» показался санаторием. Понравилось. А потом выезды с вами. Махач на кургане, стычка у Бестиария с древней нечистью... Вроде жёстко. Иногда даже слишком. А вроде и отдыхать хорошо успеваешь между выездами – не то, что в окопах. Поэтому крышняк не едет.

-- Нормальный график и конкурсы интересные, -- сказал Данилыч.

Уха приготовилась, когда солнце скрылось за лесом, клонясь к закату. Мужики разлили её по зелёным котелкам – из них жрать вкуснее всего. И принялись чавкать, причмокивать, приговаривая, какая же уха восхитительная и замечательная.

-- Просто ебануться! – выразился Серёга. Настроение его тут же улучшилось. Сверху он полирнулся водочкой – чтобы создать настроение выходного дня. Предложил остальным, но согласился только Данилыч. Остальные «на зоже».

Принялись вспоминать прошлое. В особенности войну. Данилыч после пары рюмок как-то погрустнел. Начал рассказывать про ужасы, с которыми столкнулся в траншеях.

-- Юмор спасает, -- сказал Данилыч. – Когда вы в грязи и трупах по колено – только шутить и остаётся. Отбоя от мух нет… трупы гниют и ветром всё относит к вам. Оторванные руки, ноги. Оторванные лица. Всё это особенно шокирует, когда видишь в первый раз – и при том не по телеку. Одно – это увидеть, как умирает герой фильма. А другое – это когда твой друг превращается в груду фарша. Тут в душе что-то переворачивается… Странное ощущение.

-- Я не был на войне, -- сказал Олег. – Но соглашусь. Когда видишь своих друзей без рук… Неприятное зрелище.

-- Зрелище-то неприятное. Но ТАМ тебе всегда кажется, что всё с кукухой нормально, -- продолжал Данилыч. – Ты бегаешь, как на батарейках. Сил дохрена. А когда возвращаешься, то вдруг понимаешь, что не можешь расслабиться обратно. И этот тихий ужас преследует тебя везде. События уже давно прошли, а страх остался. Вот тогда начинает свистеть фляга…

-- И как ты справился? – спросил Олег.

-- Главное не забивать на терапии. Так же как и ты. Только хороший мозгоправ спасёт.

-- Мозгоправ, на! – хрюкнул Серёга. – Базарить с педиком, который войну не видел за пять тыщ? Да я лучше пузырь куплю! И не один!

-- Это ты так зря. Пьёшь ты тоже неспроста. Глушишь что-то в себе.

-- Алкоголь не помогает ничего глушить, -- вспомнил Олег. – После него ведь только хуже.

-- Я пью, чтобы кайфануть, -- Серёга искренне не понимал о чём разговор. -- «Хэзэ» чё вы там пугаетесь. Мне вот вообще похую. Весело же, нахуй, было! Лучшее время жизни! Там было всё! И дружба и любовь… Вернулся бы назад. Только некуда. Пришлось в Организацию чесать…

-- А кошмары? – спросил Данилыч. – Тебе никакие не снятся? Про войну.

-- В своих снах про войну я всех разъёбываю, на! – Серёга растопырил свои пальцы. – Это я кошмар для кошмаров, на!

-- Ну да… -- удивился Данилыч. – Ты ведь у нас особенный экземпляр. Тебя даже «шары» не берут.

-- Ты чё, ёпта! – насупился Серёга. – Сами виноваты, что кукушки слабые. Где вас таких вообще набрали? Городские, мля. Вот у нас в деревне!...

И Серёга принялся перечислять достоинства своей сельской глубинки, из которой был родом. Как навоз на грядки кидали, как дед в соседнюю деревню говно с лопаты добрасывал; как на дискотеках махались, как лодка перевернулась и кореша в речке утопились, а Серёга выжил. В их деревне законы жизни были действительно суровые. Суровые, но простые. Школа, ПТУшка – армия… Потом женитьба, детей настрогать, да побольше. По хозяйству туда-сюда. Без всех этих дебильных экзистенциальных метаний, аля «зачем, куда и почему», да «как найти своё место в этой Вселенной». Жизнь прямая, как квадрат. И всё в ней просто, как пшённая каша. Дают – бери. Бьют – беги… а в случае Серёги – бей в ответку так, чтобы говно посыпалось. И у тебя и у противника.

По реке на старом советском катере «Амур» с шумом промчались бородачи. Они кричали, улюлюкали и махали руками.

-- Вот сучары, щас всю рыбу нашу распугают! – рыкнул Серёга. Он схватился за бутылку, чтобы запулить её в бородачей, но Всеслав того остановил.

-- Чё водку переводить, -- Всеслав пожал плечами.

-- Внатуре, -- согласился Серёга. Катер скрылся за изгибом реки, а мужики продолжили разговоры.

-- Наверное, это просто я на «передке» долго пробыл, -- сказал Данилыч. – Поэтому и схлопотал в своё время…

-- Я не так много, как ты, -- сказал Серёга. – Но, сука, тоже видел всякого!

И тут Серёга начал рассказывать о своих приключениях на войне. Рассказывал, расстопырив пальцы. Но вовсе не с грустью, как рассказывал Данилыч, а откровенно угорая.

-- Х-ха! И, короче, возвращаюсь я в окоп. А там – все корефаны на куски, короче, мясокомбинат, мля-я!!

Серёга с лёгкостью рассказывал такую жуть, такие кошмары, что рассказы Данилыча показались на их фоне какими-то серыми. Серёга попадал в смертельные передряги, но всегда выбирался из них, порою, единственный. И бабка-ведьма, водившая его отделение в Мороке за нос в разрушенном здании – это были ещё цветочки. А сколько же Серёга видел военных преступлений со стороны западных наёмников, с которыми и зарубался… А сколько жестокостей Серёга вытворил с этими наёмниками в отместку? Олег подумал, что им повезло – Серёга