Книга Мои калифорнийские ночи - Анна Джолос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе нравится одиночество? — усаживается на кровать рядом со мной, вынуждая поджать ноги.
— Да, мне комфортно одной, если вы об этом.
— Костёр или вода?
— Костёр.
— С каким животным себя ассоциируешь? — она снимает со стены гитару.
— Не знаю…. Пантера?!
— А его?
Наглая такая!
— Змея… Он также умеет отравлять ядом, — смеюсь.
Зельда перестаёт брынькать на гитаре. К слову, играет отвратно, хотя навык имеется.
— Ну ладно. Хищник. Тигр, наверное, — задумчиво отвечаю я. — А вы, птица небось?
Намекаю на её любовь к пернатым.
— Твоё самое сильное качество…
— Независимость… раньше. Теперь не знаю.
Она опять мучает струны гитары. Рид бы не выдержал этого издевательства над музыкальным инструментом.
— Верить в чудо или быть реалистом?
— Затрудняюсь ответить.
— А если бы отвечала пару лет назад?
— Быть реалистом.
— Прыжок с парашютом или погружение с аквалангом?
— Первое, — непроизвольно улыбаюсь я.
— Ради своего блага пройтись по стеклу или срубить дерево?
Я вообще не вижу связи… Бред сумасшедшего.
— По стеклу.
Она кивает, оставляет гитару и зачем-то протягивает мне перчатки Рида, которые лежали до этого на столе.
— Дарить подарки или получать, Дженнифер?
— Дарить.
— Самый большой страх…
Как она ненавязчиво перескочила на серьезную тему.
— Красное.
Так мы условились обозначать те вопросы, на которые я не хочу отвечать.
— Ему нравились твои волосы? Он касался их невзначай?
Что? Какие-то странные вопросы пошли.
— А вас не смущает, что речь идёт о моём брате? — вскидываю бровь.
— Дорогая, давай не будем использовать это слово во время нашей беседы. Ты сидишь в его футболке, живёшь в его комнате, окружаешь себя вещами, которые с ним связаны. И вот та тоска, с которой ты смотришь на его перчатки… говорит о многом, — умничает Зельда.
— Вы нарочно мне их дали! — возмущаюсь я. — Следили за моей реакцией!
Хитрая пронырливая лиса!
— И наверняка вспоминаешь, как выглядели его руки в этих самых перчатках, — тянет очень недвусмысленно.
Я потрясённо смотрю на старушенцию. Откуда она знает вообще???
Краснею, бледнею и перестаю дышать.
Она, наконец, вешает несчастную гитару на стену.
— Шторм или бриз?
— Шторм. Они бесконечные что ли, эти ваши вопросы? — ворчу я. Выдаёт их как чёртов компьютер.
— Что хуже: отчаяние или риск?
— Отчаяние.
— Почему?
— Оно питается тобой.
— Есть воспоминание, которое ты бы хотела стереть ластиком? — останавливается напротив меня.
— Красное.
— Разум или чувства?
— Чувства…
— Ложь во спасение или правда, которая ранит?
— Если отвечу, солгу…
— Забыть или забыться, Дженнифер?
— Красное.
— Если бы могла исправить одну ошибку, то что бы это было?
— Красное.
— Бороться или уйти в тень?
— Я устала, надоело.
Мой мозг сейчас взорвётся. И эти её арбузные серёжки, продольные полоски на которых совершенно точно крутятся… Галлюцинация?
— Хорошо, подержи эти камушки в руках, — высыпает прямо на кровать. — выбери тот, что по душе.
— Может, хватит уже? — тяжело вздыхаю, разглядывая самоцветы.
— Так что с твоими кудрями? Они нравятся ему или нет?
— Красное.
— А почему бы просто не ответить? — недовольно пыхтит она.
— Ни то, ни другое, они его бесят. Хотя… — я закусываю губу.
— Не всё так однозначно, не так ли? — хмыкает она.
— Какая теперь уже разница, — злюсь я.
— Вот что скажу, Дженнифер. Я за свои пятьдесят лет работы психологом научилась кое-что да понимать. И любовь: больную, первую, волнующую тоже ни с чем другим не спутаю.
Я закатываю глаза, демонстрируя, что меня не интересуют результаты её долбаного анализа.
— Вы обсуждали то, что с вами происходит?
— Красное.
— Дженнифер, — она чуть склоняет голову влево.
— Я пыталась с ним говорить об этом.
— Правда, что вы дрались?
— Да, — нехотя признаюсь.
— И когда же всё изменилось?
— Я не могу сказать, — рассматриваю камень. Аметист, кажется. Чувствую, что глаза снова наполняются слезами.
— Хорошо, не говори, — тепло улыбается она. — Ну, мне пора, дорогая.
Чего? Вот так запросто произнесла это. Как бы между делом. Уже уходит? Так легко я отделалась?
— Оставь камень себе на удачу. Он подходит тебе.
Я пожимаю плечами, глядя на то, как она собирает и складывает свои вещички в допотопный ридикюль.
— Он рассказывал вам про Ванессу? — всё же решаюсь спросить.
— А тебе? — отвечает вопросом на вопрос.
Я молчу.
— Полагаю, что да. И это — знак доверия. Вот что скажу: будешь готова к честному разговору и к тому, что слово «красное» нельзя будет применять, приходи ко мне, — протягивает мне цветастую визитку. — Но я могу уже сейчас дать совет, который поможет тебе.
— Что ещё за совет? — зачем-то поднимаюсь, чтобы проводить её.
— Иногда выразить то, что чувствуешь, проще на бумаге. Проведи часы одиночества с пользой. Напиши ему письмо, Дженнифер. Всё, что считаешь важным и нужным. То, что не смогла произнести или то, что тебя гложет. Но будь предельно честна. С самой собой… Помни, ты делаешь это для себя, не для него. И решать дойдёт ли письмо до адресата тоже тебе…
Дженнифер
Я ставлю сумку на зелёный газон и придирчиво осматриваю колымагу, припаркованную у нашего дома.
— Генри, ты уверен, что она доедет? — скептически вскидываю бровь, глядя на толкающихся у машины парней. Вот вообще ничего не изменились. Хотя нет…
Я смотрю на Генри. Он вырос на пол головы точно, а Джимми так раздался в плечах, что можно теперь смело прятаться за ним в прямом смысле слова как за каменной стеной.