Книга Яд минувшего - Вера Викторовна Камша

считать меня невеждой, но я горжусь тем, что выбросил их из памяти!

– Как интересно, – столичный герцог напоминал Хохвенде все сильнее, но Руппи заставил себя улыбнуться. – Тем не менее старое не забудут, пока не придет новое. Кто же пришел на смену Веннену?

– Марио Барботта! – Похоже, этот Понси тихо говорить не умел. – Он покончил с косной формой, дав дорогу чувству и смыслу, выплеснув то, что на душе у каждого мужчины!

– Даже так? – удивился виконт Сэ. – Вас не затруднит привести пример того, что на душе у здесь присутствующих, которые, если я только не ошибаюсь, являются мужчинами.

– Я презираю вас всех! – Руппи вздрогнул от неожиданности, но это было не оскорблением, а стихом:

Тех, кто меня ненавидит,Вы подрубили мой стволЗлобным своим топором,Я так мечтал полюбить,Я в вас коварства не видел,Вы же отвергли меняИ насмехались тайком.Да, я от вас ухожу,Пусть на замшелой полянеВысится горестный пень,Полный несбытых надежд,Вы оттолкнули меня,Нет вам вовек оправданья,Я ж не склоню головыПеред ухмылкой невежд!Мой изувеченный стихМечется загнанным зверем,В битве с чужою враждойСердце пробито мое,Я вас хотел полюбить,Больше в любовь я не верю,Кровью на злом топореЩепки, смола и корье!

– Печальная история, – встрял в разговор Придд, – меня поразили несбытые надежды господина Барботты, но до сегодняшнего дня я знал лишь одного… ммммм, мужчину, способного испытывать подобные чувства. Впрочем, насколько мне известно, он их еще не испытал.

– Не могу не согласиться, – не выдержал Руппи, сам не зная, кто его больше бесит: столичный шаркун или поклонник Барботты, – отвергнутая любовь перерождается в ненависть только у ничтожеств, а кричат об этом прилюдно лишь глупцы. «Тот, кто свою лелеет боль, не стоит имени мужского…»

– Веннен, – усмехнулся Савиньяк, – вольный перевод из Иссерциала. Несколько иная точка зрения, чем у певца пней.

– Вы не представляете, как Марио Барботта работает над своими творениями! – завопил Понси. Может, он глухой? Глухие всегда орут. – Он с пером в руках перечитал все вирши Веннена, делая пометки на полях, с тем чтобы никогда не писать подобным образом!

– Бессмысленная трата времени, – заметил теньент. – Господин Барботта и так никогда и ничего подобным образом не напишет.

– Почему? – давясь злым смехом, спросил Руппи. – Почему не напишет?

– Видите ли, – поймал мяч виконт Сэ, – есть несколько причин, но главная в том, что Барботта не Веннен и никогда им не станет. Ему нечего бояться.

– Вы – невежды! – Оказывается, раньше Понси чуть ли не шептал. – Те самые невежды, которых заклеймил поэт! Ваши веннены и иссерциалы никому не нужны. Их просто невозможно читать, слышите, невозможно! Я выбросил Веннена в камин. Он ничего другого не заслуживает!

Арно не ответил – задохнулся от смеха. Руппи тоже не выдержал, но полковник Придд был из другого теста.

– Простите, – извинился он, – мне не было известно, что главным несчастьем Веннена является ваша неспособность его воспринять. Увы, менторы меня не просветили о данном критерии прекрасного.

Лобик Понси прорезала морщина, затем он выпрямился, став еще длиннее.

– Что вы имеете в виду?! – Такому воплю позавидовал бы самый весенний из зайцев.

– Разумеется, лишь то, что я сказал, – пояснил Придд. – Или вас интересует мое мнение о прочитанном стихотворении? Оно удручает.

– Вы не будете так говорить о великом Марио! – Глаза Понси перебегали с лица на лицо. – Я заставлю вас взять свои слова назад! Всех!

– Заставляйте. Это будет любопытно. – Столичный полковник наконец усмехнулся. Еще бы, богомолоуж был совершенно безвреден, с кем драться, как не с ним?

– Сударь, – Савиньяк шагнул вперед, оттирая длинного корнета от столичного гостя, – что я слышу? Первым господина Барботту задел я. Вы оспариваете мое первенство? Это невежливо!

– Об этой основе мироздания я, видимо, тоже не осведомлен. – Придд, как и положено Хохвенде, изо всех сил пытался не понять. – В чем именно вы меня опередили?

– Вы не знаете, что перехватить чужого противника благородный человек может лишь одним способом?

– Ах вот в чем дело! – Если это улыбка, то снег – пух с тополей. – Что ж, я согласен оговорить с вами условия поэтического диспута, но в отсутствие господина Понси. Он принимает чужое мнение слишком близко к сердцу.

Глава 3. Талиг. Старая Придда. 400 год К. С. 10-й день Зимних Ветров

1

– Курьер к фельдмаршалу Бруно выехал два часа назад, – герцог Ноймаринен внимательно посмотрел на дриксенского адмирала. – Надеюсь, господин командующий и герцог Фельсенбург согласятся на наши условия. Вы рады?

– Да, – просто сказал Кальдмеер, – но должен вас предупредить, что я был и останусь офицером его величества Готфрида. У меня нет и не может быть иных обязательств.

– Разумеется, – старый волк не удивлялся и менее очевидным вещам. – У вас есть обязательства перед кесарией и собственной совестью. В настоящей ситуации нас это полностью устраивает. Мне кажется, вы хотите что-то спросить.

– Вы не ошиблись, – подтвердил дрикс. – Курьер уже выехал, значит, от нашего разговора ничего не зависело. Зачем он вообще понадобился?

– Потому что вы – умный человек. – Регент усмехнулся и слегка пошевелил затекшими плечами. – В возможность побега вы бы не поверили. Не открой я карты, вы бы заподозрили подвох и, чего доброго, преподнесли бы сюрприз, а ваше присутствие в Эйнрехте весьма желательно. Разумеется, если верх одержит Фридрих, мы будем драться. Нам это обойдется дорого, но нападающие обычно платят дороже.

– Я знаю. – Кальдмеер привычно провел пальцем по шраму. – Если б вы занялись собственной столицей, у нас был бы шанс вернуть Южную Марагону, дойти до Виборы и закрепиться на северном берегу, но вы его нам не дали.

– Марагона принадлежит Дриксен не более, чем Бергмарк, – напомнил Рудольф, – а чувства их обитателей к вам весьма сходны. Если Бруно туда войдет, ему придется забыть про сон.

– Вы намекаете на удары в спину? – Адмирал невесело усмехнулся. – Мы к этому готовы.

– Человек, защищающий свой дом от грабителей, не обязан угощать их вином и спрашивать, какую рубашку должна надеть его жена, – отрезал регент. Кого он вспомнил? Карлоса Алвасете? Борнов? Последнюю волю Арно Савиньяка, которую лучше б было не выполнять? – Талиг будет драться, и Альмейда уже показал как.

– На суше вам придется труднее. – Кальдмеер не угрожал, как, впрочем, и Рудольф. Он просто думал вслух.

– Верно, – с очевидным Ноймаринен никогда не спорил, – но это лето мы продержимся, а следующее будет нашим. Не собираюсь вас пугать, тем более это невозможно, но Северную Марагону вы потерять можете, и не только ее. Это не бравада, это логика войны.

– Говорить о том, что случится через год, нет смысла. – Кальдмеер сказал именно то, что следовало сказать в его положении. – Будет большая война или нет, решать его величеству Готфриду.

– В этом никто не сомневается. – Регент тяжело поднялся, и Кальдмеер последовал его примеру. – Когда курьер вернется, вам сообщат. У вас есть пожелания или претензии?

– Нет. – Северяне не склонны к многословию, а может, адмиралу было трудно говорить.