Книга Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

и слуги, отчаявшись дождаться смены, покинули свои посты. Марсия, ничуть не изменившись в лице, выслушала известие о смерти Благодетеля. По правде говоря, ей пришлось хорошенько напрячь память, чтобы вспомнить прошлое – все то, что было в ее жизни, прежде чем она очутилась в сельве. Вспомнила она и старика с ястребиными глазками, изменившего ее судьбу. Она поняла, что со смертью тирана у нее исчезли все причины скрываться от людей. Теперь она могла вернуться к цивилизации: наверняка скандал, вызванный ее похищением, уже никому не интересен. Однако женщина тут же отбросила эту мысль, потому что, кроме жизни в тропических зарослях, ее больше ничто не увлекало. Она спокойно жила среди невидимых индейцев в плену у вечнозеленой растительности, одетая в тунику, с коротко подстриженными волосами, татуировками и украшениями из перьев. Она была абсолютно счастлива.

При жизни следующего поколения, когда в стране установилась демократия и от плеяды диктаторов не осталось ничего, кроме параграфов в школьных учебниках, кто-то вдруг вспомнил о мраморном дворце и выступил с предложением его восстановить, чтобы устроить там Академию искусств. Конгресс республики распорядился отправить в сельву комиссию для подготовки доклада, но автомобили сбились с пути, а когда в конце концов люди добрались до деревни Сан-Херонимо, никто не смог показать им, где находится летний дворец. Члены комиссии пытались идти по железной дороге, но рельсы оторвались от шпал, и их поглотила растительность. Тогда конгресс направил в те места подразделение разведчиков и пару военных инженеров, которые обозревали окрестности с вертолета. Однако сельва была такой густой, что с воздуха они тоже ничего не смогли разглядеть. Руины дворца растворились в людской памяти, а в муниципальных архивах сведения о существовании здания посреди сельвы воспринимались как сплетни местных кумушек. Отчет комиссии потонул в бюрократическом водовороте, и, с учетом стоящих перед страной гораздо более насущных задач, проект создания Академии искусств был отложен на неопределенный срок.

Сейчас уже построено шоссе, связавшее деревню Сан-Херонимо с остальными районами страны. Люди, проезжающие по этому шоссе, говорят, что порой после грозы, когда влажный воздух наэлектризован, недалеко от обочины вдруг возникает беломраморный дворец, миражом парящий некоторое время в воздухе, а потом видение тихо исчезает.

Из праха в прах[44]

На поверхности топи обнаружили голову девочки. Ее глаза были открыты, и она беззвучно молила о помощи. Девочку звали Лилия – символ белизны и непорочности. На том бескрайнем кладбище, куда на запах разлагавшихся тел отовсюду слетались стервятники, воздух содрогался от плача сирот и стонов раненых. Эта девочка, упорно цеплявшаяся за жизнь, стала олицетворением трагедии. Камеры столько раз показывали душераздирающую картину – голова девочки торчит из грязи, словно почерневшая тыква, – что о ней узнала вся страна. И когда я видела Лилию на экране телевизора, на заднем плане всегда находился Рольф Карле, прибывший туда сразу, как стало известно о трагедии. Он не подозревал, что столкнется там с этапом своей прошлой жизни, о котором тридцать лет пытался забыть.

Сначала послышались подземные рыдания, перевернувшие вверх дном хлопковые поля, превратив их в пенные волны. Геологи за несколько недель до катастрофы установили свои измерительные приборы, так как знали, что гора снова пробудилась. Они давно уже опасались, что жар извергаемой лавы может растопить шапки вечного льда на склонах вулкана, но никто не принял всерьез предостережения ученых. Люди думали, что все это бабушкины сказки. Обитатели долины продолжали жить, как жили, не внемля стонам земли, вплоть до той злосчастной среды, когда протяжный рев возвестил конец света и снежные стены вулкана поползли вниз, образуя лавину из глины, камней и воды, которая обрушилась сразу на несколько деревень, похоронив их под метровыми толщами рвотных масс Земли. Не успели люди стряхнуть с себя паралич паники, как выжившие обнаружили, что исчезли дома, площади, церкви, белые хлопковые плантации, тенистые кофейные заросли и загоны с племенными быками. Гораздо позже, когда для спасения уцелевших жертв трагедии и оценки масштабов катаклизма прибыли волонтеры и солдаты, было озвучено предположение, что под слоем селя находится более двадцати тысяч человек, не считая бесчисленных животных, и все они гниют в клейкой топи. Уничтожены также леса и реки; перед глазами простиралась бескрайняя грязевая пустыня.

Когда нам ночью позвонили с телевидения, мы с Рольфом Карле были вместе. Я, полусонная, отправилась варить кофе, пока он в спешке одевался. Рольф уложил свои рабочие принадлежности в зеленую холщовую сумку, которую всегда носил с собой, и мы попрощались, как не раз бывало раньше. У меня не было никаких предчувствий. Я сидела на кухне, допивая кофе и думая, что мне делать в отсутствие Рольфа. Я не сомневалась, что он вернется на следующий день.

Он прибыл на место трагедии одним из первых: пока остальные журналисты пытались подъехать к краям болота на джипах, на велосипедах или просто шли пешком, прокладывая себе дорогу самостоятельно, Рольфу удалось воспользоваться вертолетом телекомпании и преодолеть лавину селевого потока по воздуху. На телеэкранах появились кадры, снятые его ассистентом: Рольф стоит по колено в грязи с микрофоном в руке, а вокруг – потерявшиеся дети, изувеченные люди, трупы, руины… Он рассказывал о происходящем спокойным голосом. Я многие годы наблюдала за ним на экране во время выпусков новостей, среди сражений и катастроф. Ничто не могло остановить его. Упорство Рольфа меня страшило. Я поражалась его спокойствию перед лицом опасности и при виде страданий, словно ничто не могло ни поколебать его силу, ни загасить в нем любопытство. Создавалось впечатление, что страх ему неведом. Однако он как-то признался мне, что ни в коем случае не считает себя смельчаком. По-моему, объектив камеры оказывал на него странное действие, как бы перенося его в другое временно́е измерение, откуда он мог наблюдать за событиями, не принимая в них участия. Узнав Рольфа ближе, я поняла, что эта воображаемая дистанция берегла моего любимого от его собственных эмоций.

Рольф Карле с самого начала был рядом с Лилией. Он снял на пленку волонтеров, которые ее обнаружили и первыми попытались приблизиться к девочке. Камера Рольфа настойчиво показывала Лилию: ее смуглое лицо, полные отчаяния большие глаза, копну спутанных волос. Там, где находилась девочка, трясина была густой, и наступать на нее было опасно. Лилии бросили веревку, но она не попыталась ее схватить, пока ей не прокричали: «Лови!» Тогда она пошевелилась и вытащила одну руку, но тут же погрузилась в трясину еще глубже. Рольф отложил в сторону сумку с аппаратурой и зашел в болото, говоря в микрофон