Книга Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - Найл Фергюсон

Судя по таблице 14 б, во многом — хотя и не во всем — сокращение объяснялось тяжелыми потерями, понесенными Ротшильдами в 1913–1915 гг. Бэринги и «Мидленд» преуспевали гораздо лучше; а если прибыли выражаются в процентах от капитала, разница становится даже больше (хотя в целом банк Шрёдеров пострадал гораздо больше). Кроме того, сокращение с точки зрения капитала может объясняться последствием смерти всех трех партнеров; в особенности снижение капитала более чем на 1 млн ф. ст. в 1918 г. объясняется решением Альфреда завещать большую часть своего имущества не членам семьи, несмотря на умеренно хорошие прибыли в течение трех лет подряд.

Таблица 14 б

Прибыли пяти крупных банков Великобритании, 1913–1918, ф. ст.

Источники: См. таблицу 14 а.

Однако остается одна загадка. Во многом финансирование Первой мировой войны почти не отличалось от финансирований войн, которые велись в XIX в. Более того, со строго финансовой точки зрения масштаб войны по отношению к доступным экономическим ресурсам оказался ненамного больше, чем расходы на Наполеоновские войны, хотя последние велись с меньшей интенсивностью в течение более продолжительного периода времени. Часть денег государства добывали, вводя новые налоги, но в основном все они прибегали к помощи займов. Вот всего три примера: государственный долг Германии в 1914–1919 гг. вырос примерно на 19 млрд долларов, французский — на 25 млрд долларов, а британский — на 32 млрд долларов, так что в каждом случае к концу войны государственные долги приближались к 200 % валового национального продукта. Когда доходность облигаций стала чрезмерно высокой, все противоборствующие государства попросили свои центральные банки напечатать деньги под залог казначейских векселей. Такое стало возможно в большом масштабе, потому что, как и в эпоху Наполеоновских войн, приостановили обмен бумажных денег на золото, чтобы предотвратить банковские кризисы; как и тогда, результатом стала инфляция, когда цены выросли вдвое или втрое. Почему же Ротшильдам не удалось извлечь выгоду из финансовых возможностей Первой мировой войны? В конце концов, за сто лет до того именно Наполеоновские войны предоставили Майеру Амшелю и его сыновьям важнейшие деловые возможности.

Ответ вполне очевиден. Поражение Франции в Наполеоновских войнах в большой степени финансировалось британскими займами и субсидиями Австрии, России и Пруссии. Благодаря своим учреждениям во Франкфурте, Лондоне и Париже Ротшильды находились в уникально выгодном положении, которое способствовало этим операциям. В поражении Центральных держав (военно-политического блока, противостоящего Антанте) в Первой мировой войне большую роль также сыграли переводы денег (на 9,7 млрд долларов) из Великобритании странам-союзницам; но лишь в случае с Францией Ротшильды находились в том положении, чтобы принять в них участие, да и то небольшое. Когда-то они были главными агентами в международных операциях между силами союзников; теперь, в силу того, что военная экономика Великобритании в большой степени зависела от американских кредитов, главная роль в финансировании войны перешла от банка «Н. М. Ротшильд» к Дж. П. Моргану. Это стало лишним доказательством того, что отказ Ротшильдов учредить банкирский дом по другую сторону Атлантики был стратегической ошибкой.

И в послевоенный период наблюдалось известное сходство 1815 и 1918 гг. В обоих случаях предпринимались попытки заставить побежденного выплатить часть военных расходов. В обоих случаях военная инфляция настолько сократила внутренний долг побежденного государства, что оно оказалось лучше приспособлено к таким выплатам, чем признавалось или понималось в целом. После 1815 г. большие объемы британского капитала готовы были финансировать реставрацию режимов в континентальной Европе; после 1918 г. на американский капитал могли рассчитывать различные «страны-преемницы» Центральной Европы — не только Германия, но и Австрия, Венгрия и Чехословакия. Тем не менее в обоих случаях новые режимы в побежденных странах оказались нестабильными. Веймарская республика, как до нее реставрированный режим Бурбонов во Франции, продержалась лишь 15 лет. Великобритании, как Австрии в 1820-х гг., не хватало финансовых средств, чтобы «поддерживать порядок» в послевоенной Европе. Америка, подобно Великобритании в 1820-х гг., постепенно отходила от обязательств по отношению к странам континентальной Европы, несмотря на то что подобные обязательства были ей по карману. Самым большим различием между 1820-ми и 1920-ми гг. стало то, что Великобритания списала большую часть военных долгов своих союзников, в отличие от Америки после 1918 г.; бремя репараций, возложенное на Францию в 1815 г., было значительно меньше по отношению к национальному доходу (около 7 %), чем такое же бремя, возложенное на Германию в 1921 г. (около 300 %). Наконец, режимы, которые столкнулись с проблемами 1920-х гг., были демократическими. Это значило, что банкиры, держатели облигаций и налогоплательщики больше не имели чрезмерного политического представительства, как сто лет назад. Отчасти поэтому Морганам в 1930-х гг. не удалось сыграть роль, аналогичную той, что сыграли Ротшильды в 1830-х гг., когда они пользовались своим финансовым влиянием на рынке облигаций, чтобы воспрепятствовать агрессивной внешней политике. Экономические и политические кризисы 1930-х гг. обнажили пределы финансовой власти, аналогов которым не было в XIX в.

Все вышеперечисленное объясняет многие трудности, с которыми столкнулись Ротшильды в период между двумя мировыми войнами. И все же, если бы банку удалось пройти тот период без таких серьезных потерь, сомнительно, что он добился бы большего успеха. Банк, в который Роналд Пейлин в 1925 г. поступил молодым клерком, казалось, принадлежал эпохе «Домби и сына». Кроме обеденного перерыва, когда застекленную дверь закрывали зелеными жалюзи, партнеров можно было видеть за столами в обитой панелями роскошной «Комнате», но Пейлину они казались «высшими существами», общение с которыми было сведено к минимуму. Партнеры попадали в банк через собственный вход, у них была своя отдельная столовая, а в их столы были вмонтированы многочисленные кнопки звонков, с помощью которых они могли вызвать к себе любого сотрудника. Имелся также особый кабинет на верхнем этаже, который назывался «Отделом счетов частных лиц» (служащие между собой называли его «Шлюхи и жокеи»), где занимались личными счетами партнеров. Выражаясь словами Эдмонда, сына Лайонела, который поступил в банк в 1939 г., «члены семьи, которые сидели в „Комнате“, и сотрудники, занимавшие „Главную контору“ или приемную, принадлежали к двум разным расам».

На вершине иерархии клерков находился генеральный управляющий. Эту должность почти все межвоенные годы занимал Сэмюэл Стефани, уроженец Венгрии; ему подчинялись главы отделов и старшие клерки, например братья Наухайм. В плане здание в Нью-Корте было довольно беспорядочным: над «Комнатой» располагались кабинеты начальника отдела кадров и старшего бухгалтера, а также отдел контроля и отдел счетов частных лиц. «Главная контора» представляла собой общий зал за стойкой, куда можно было попасть через узкий задний коридор, где сидели кассиры и находился отдел слитков. Несмотря на название, «Фондовый отдел» занимался переводными векселями и состоял из двух подотделов, «Векселя к оплате» и «Векселя к получению». Там клерки за высокими наклонными столами усердно нумеровали и аннулировали векселя, а затем представляли их к акцептованию. Еще более сложным был способ работы «Отдела дивидендов», который занимался выпуском и выплатой процентов по иностранным облигациям, а также дивидендами акций на предъявителя таких немногочисленных корпоративных клиентов банка, как «Ройял датч». Выражаясь словами Пейлина, там царил «кошмар для того, кто изучает трудовые движения и затраты времени»: так, в «Купонном отделе» работали со старомодными аппаратами для аннулирования купонов, арифмометром «Брунсвига» и актуарными таблицами. Рассказывают такой анекдот: как-то один из партнеров спросил будущего начальника «Отдела дивидендов» Лайонела Стюарта, сколько будет один процент от ста миллионов, и тот немедленно ответил: «Один миллион». — «Не гадай, мальчик, — заявили ему. — Иди и сосчитай». Принципы генерального управляющего Стефани призваны были поддерживать тот же менталитет. «Кто угодно может ошибиться, — говаривал он. — Человек, который никогда не ошибался, никогда ничего не делал. Но помоги Всевышний тому, кто упустит ошибку во время проверки». Кроме того, Стефани советовал молодым сотрудникам: «Никогда не переписывайте общий итог, всегда считайте его».