Книга Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В крепости действительно было уже немало народу: простые матросы толпились прямо во внутреннем дворе перед дверью в приемную – похоже, голова очереди начиналась именно там, а уже хвост ее уходил куда-то за ворота. Отовсюду доносилась откровенная ругань напополам с угрозами, но до драк не доходило: по всей видимости, буянам все же слишком важно было получить то, что скрывалось за заветной дверью. Джек, не обращая внимания ни на чьи тычки и возмущенные окрики, провел Эрнесту мимо них всех – прямо в приемную.
Там тоже творилось нечто странное: в дальнем углу стоял стол, сидевший за которым клерк выписывал какие-то бумаги, отдавая их подходившим по очереди пиратам после короткого выяснения их имен и фамилий. В противоположной стороне происходило нечто аналогичное – но очередь туда была куда короче, и Морено, знавшая всех людей, стоявших в ней, могла бы сказать, что это были одни пиратские капитаны. По золоченому обрезу на выдаваемых им бумагах она сразу узнала каперские грамоты – но никогда прежде не видела их в таком количестве одновременно, да еще и выписывавшимися столь легко и, по–видимому, бесплатно.
А еще чуть дальше капитаны, уже получившие собственные разрешения на пиратскую деятельность, обступили какого-то человека в мундире, что-то вдохновенно объяснявшего в ответ на их вопросы. Джек повел ее прямиком к ним – и среди множества знакомых лиц, расступившихся вокруг, Эрнеста неожиданно увидела его.
Эдвард изменился, хотя постороннему человеку разница показалась бы несущественной: стал чуть шире и крепче в плечах – форма сидела на нем, как влитая – а на висках появились первые, ранние паутинки седины; но сильнее всего Морено поразили его глаза. Сгустившиеся тяжелой, серо–сизой синевой, они смотрели внимательно и жестко, как у человека, познавшего цену всему в подлунном мире – и самым возвышенным чувствам и низменнейшей подлости. Увидев Эрнесту, он резко оборвал свою речь и осторожно, медленно, будто страшась увидеть перед собой мираж вместо живого человека, подошел ближе к ней; Морено шагнула ему навстречу прежде, чем успела хоть что-то подумать.
Посреди моря людей, чьи судьбы прямо в эту минуту переписывались заново небрежной рукой клерка, стояли они лицом к лицу – и не понимали, о чем говорить. Было тихо: быть может, буяны, лезшие без очереди в страхе, что им недостанет помилования, немного успокоились, увидев, что их опасения беспочвенны, а быть может, попросту не до них было двум людям, до сих пор не верившим, что все происходящее реально. Эдвард протянул руку – ставшую жестче и светлее без южного загара, с чуть заметно подрагивавшими пальцами – и осторожно дотронулся до одной из мелких кос, запутавшихся в кудрях девушки.
– Я вернулся, Эрнеста, – сказал он глухо – просто для того, чтобы не молчать вовсе, потому что никакого иного смысла в этой фразе не было. Морено медленно прикоснулась к его пальцам, накрыв их своими:
– Как теперь к тебе обращаться? Командор Дойли? Адмирал Дойли?
– Нет, – чуть заметная усмешка тронула его каменные черты. – Нет, всего–навсего полковник Дойли. Меня восстановили в звании и повысили на одну ступень.
– Не слишком большая награда для того, кто принес весть о гибели изменника и его эскадры, – подняла брови Морено. – Почему так?
Эдвард опустил голову, переводя дыхание – однако когда девушка смогла вновь разглядеть его лицо, на нем играла самая настоящая, искренняя, прежняя улыбка:
– Я уже ответил на этот вопрос: потому что я вернулся. Сюда. Навсегда, Эрнеста.
– На… Навсегда? – чуть слышно повторила Морено с искренним недоумением, дотрагиваясь до шитья на вороте его мундира; движения ее казались замедленными, как во сне: – Но разве ты не хотел… не мечтал вернуться в Лондон? Это же был твой шанс построить такую карьеру, которая и не снилась обыкновенному офицеру из колонии…
– Я вернулся в Лондон, – уверенно перебил ее Эдвард. – И именно там я понял, что мое место здесь.
– Здесь? – переспросила Эрнеста таким голосом, словно готова была заплакать и рассмеяться одновременно. Черные глаза ее заблестели лихорадочно и яростно: – А ты понимаешь, что, возможно, станешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
– Не стану, – коротко отрезал Дойли. Вгляделся в ее окаменевшее лицо и уточнил: – Не стану, если ты будешь со мной.
– Какого… какого ты сейчас… – пробормотала Эрнеста, отводя взгляд: в глазах ее все–таки задрожали первые, жгучие и невыносимые слезы, которые она никак не могла сморгнуть. Голова кружилась, и она не сразу заметила, что намертво вцепилась в руку Дойли, чтобы не упасть. – Я же отпустила… отпустила ту девчонку, ты… почему ты не узнал…
– Ты о мисс Фостер? Я узнал, что они приехали, когда уезжал из Лондона, – голос Эдварда остался совершенно равнодушным, когда он заговорил о некогда любимой девушке. – Не могу сказать, что это известие как-то заставило меня желать встречи с ней. Я думал о другом в тот момент… На Ямайку назначен новый губернатор, он сейчас направляется в Порт–Ройял – а я приехал сюда, как его представитель.
– То есть все эти помилования и каперские грамоты…
– Выдаются от его имени, да, – невозмутимо кивнул Эдвард. – Так не делалось раньше, знаю, но я убедил одного… очень влиятельного человека, что пираты могут быть очень и очень полезными союзниками короны. Так что нам согласились пойти навстречу: я уполномочен выдать соответствующие документы всем, кто будет готов принести присягу.
– Почему?.. – наконец выдохнула она именно то, что хотела спросить с самого начала – и все еще не понимая, как бы звучал полностью ее вопрос: «Почему ты выбрал меня, а не ее?» – «Почему отказался от всего, о чем мечтал?» – «Почему решил, что я все еще жду тебя?» – «Почему предпочел пиратов высшему свету Лондона?»
Но Эдвард, похоже, действительно знал ее лучше ее самой – и ответил разом на все, так просто и честно, как никогда не говорил раньше:
– Потому что ты была права. К черту Старый Свет – пусть он и дальше погрязает в своих дрязгах за каждый клочок земли, который ему даже не принадлежит! Пусть дальше пожирает сам себя и дробится все больше и больше; а мы, мы вместе, здесь построим тот самый Новый Свет, где каждый получит именно то, чего будет достоин. Должно быть, – он усмехнулся, легко и светло, уголками глаз, – должно быть, моя судьба оказалась действительно связана с пиратами, раз мой долг – защищать их перед английским законом до последнего. Пока смогу. Пока дышу. Потому что я теперь тоже один из них, Эрнеста, – Дойли осторожно отстегнул от пояса и поднял на цепочке тот самый, подаренный ею когда-то компас, вкладывая его в ладонь девушки. – Я тоже пират и не собираюсь этого стыдиться. К чему это, если единственная, кого я люблю – тоже одна из них?
Морено слушала его, с трудом разбирая слова – происходящее все еще казалось ей каким-то волшебным сном. Но при вид знакомого компаса штурманская привычка взяла свое: она осторожно приняла футляр, раскрыла его, желая убедиться, что с прибором все в порядке – и вздрогнула, едва не выронив, одновременно с последними словами Эдварда.
Поверх жестяной стрелки компаса, невинно и даже как-то незаметно приютившись, лежало золотое кольцо. Гладкое, простое и скромное, безо всяких украшений и узоров – Эрнеста никогда не носила похожих украшений, потому что подобное в пиратской добыче не водилось, а она принципиально не покупала себе какие-то побрякушки сама – и именно такое, какое должен был выбрать Эдвард Дойли для женщины, которую хотел бы назвать своей женой.