Книга Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Приезжие, действительно, разбирали все и вызывали этим недовольство москвичей.

* * *

Брежнев все больше впадал в старческий маразм, но устраивал кремлевских коллег своей безликостью. Они поддерживали его основную черту — тщеславие. Он был не только генеральным секретарем партии, но его сделали и главой государства, и присвоили звание маршала. На торжественных собраниях все должны были благодарить «лично товарища Брежнева». На каждый день рождения ему вручали награды, четыре года подряд звание Героя Советского Союза (хотя он не участвовал в боях) и Героя Социалистического Труда. На его пиджаке висело больше звезд, чем было у Хрущева.

Возможности для независимого художественного творчества были сведены при Брежневе к нулю, но сам он издал свои мемуары в трех томах («Возрождение», «Малая земля» и «Целина») тиражом в пятнадцать миллионов экземпляров и был награжден Ленинской премией и избран членом Союза писателей[170].

Алеша Гинзбург написал:

Эпизодик

На получение литературной премии Леонидом Ильичем Брежневым

Его тщеславью нет предела, Не утоляется — растет. И все чего-то то и дело Ему еще недостает.

Он полководцем знаменитым Задумал в мемуарах стать, Невой рассказик шито-крыто Велел о там публиковать.

О, эпизоды, эпизоды: Как он тонул, горел в огне… Пора, советские народы, Узнать вам правду о войне.

И снова праздник в той сторонке, И ликованье без конца: Литературные подонки Открыли нового творца.

Еще ту фальшь не напечатав, Пытаясь выстругать рассказ, Его редактор Наровчатов Впал в славословия экстаз:

«Он во владеньи запятою Достиг невиданных вершин!» И дрогнул Гоголь под плитою, И заворочался Шукшин.

Союзписательская муза, Смирись и громко возликуй — Он новый член того Союза, Соцреализма главный х…

Российской правды небылицы Потом распишут знатоки, Войнович, Галин, Солженицын Тому Союзу не с руки [171].

Ему потребен член примерный — И летописец, и боян… Вот эпизодик характерный Сих исторических времян [172].

Стихи были очень острыми, их напечатали в одесском самиздате, как всегда без подписи. Агенты госбезопасности кинулись разыскивать автора, но пока им это не удавалось.

* * *

Основной чертой общественной жизни в период «застоя» было всеобщее отчаяние и вялое упадничество. Этот настрой сильно влиял на молодое поколение. Все слышней становился протест диссидентов и ропот сочувствовавшей интеллигенции. В тот период академик Андрей Сахаров подготовил сборник эссе «Тревога и надежды», представил свое видение будущего мировой цивилизации. Он писал: «Я считаю особенно важным преодоление распада мира на антагонистические группы государств, процесс сближения (конвергенции) социалистической и капиталистической систем, сопровождающийся демилитаризацией, укреплением международного доверия, защитой человеческих прав, закона и свободы, глубоким социальным прогрессом и демократизацией, укреплением нравственного, духовного личного начала в человеке. Я предполагаю, что экономический строй, возникший в результате этого процесса сближения, должен представлять собой экономику смешанного типа…»[173]

Идеи Сахарова во многом звучали как идеалистическая утопия, отражали характер их автора. Но в них было рациональное зерно: Россия уже больше не могла и не должна была противостоять развитому миру, необходимы были радикальные перемены. Поэтому эссе произвели впечатление во многих странах. Но в самом Советском Союзе о нем знала лишь узкая прослойка Интеллигенции, слушавшая зарубежное радио и читавшая самиздат.

И вдруг поразительная новость: Сахаров получил Нобелевскую премию мира! Он был лидером свободомыслия, главным защитником прав человека, и многие радовались за него. Это был праздник для всех прогрессивно мыслящих людей, особенно для диссидентов, но… ничто не влияло на консерватизм и косность кремлевских вождей. У них немедленно появилась мысль исключить Сахарова из Академии наук. По уставу, это могло сделать только общее собрание академиков. Старейший академик Петр Капица саркастически выразил общее мнение: «Что ж, был такой прецедент. Гитлер исключил Альберта Эйнштейна из берлинской Академии наук».

После такой параллели вопрос об исключении Сахарова заглох. Но власти непременно хотелось его наказать, и ему не дали возможности поехать в Осло для получения лауреатской медали и диплома. По традиции, при вручении премии нобелевский лауреат произносит речь, выражающую его мировоззрение. Старые кремлевские сычи боялись речи, какую мог произнести Сахаров. Ему дали понять, что если он выедет, то обратно его не впустит. И опять против него повели в газетах кампанию осуждения. Все же популярность Сахарова среди населения была так высока, что унижать его, как прежних лауреатов Пастернака и Солженицына, власти не решились. После долгих переговоров вместо него в Осло за медалью и дипломом разрешили полететь его второй жене Елене Боннер. И вот она возвращалась с этими наградами.

В громадном здании нового Шереметьевского аэропорта ее встречал Сахаров с друзьями. Среди них был приятель Сахаровых критик и переводчик Костя Богатырев. Они сидели в зале ожидания, окруженные держащимися на расстоянии агентами КГБ. Им необходимо было хоть чем-то помешать Сахарову. Но чем? Тогда они направили в его сторону нескольких женщин-уборщиц с широкими щетками для мытья пола. Щетки подступали к ним фронтом, Сахаров и его друзья удивились, отошли и пересели на другие стулья в стороне. Агенты снова направили на них уборщиц. Друзья вновь отошли и пересели в уже подметенный угол аэровокзала. Но уборщицы появились снова. Компанию продолжали гонять с места на место, пока не появилась Елена Боннер, тогда все просто поехали к Сахаровым.