Книга Бесконечная жизнь майора Кафкина - Александр Шушеньков

– Два года? – разъярился Пухов. – Вы понимаете, что такое два года? Почему нельзя использовать обезьян немедленно?

– Но разработанный график рабочего процесса не позволяет…

– Плевал я на него! Если б я придерживался графиков, до сих пор ходил бы в рваных джинсах! Мне нужно немедленное исследование на обезьянах! Я не могу ждать два года! Где гарантии, что я дотяну до девяноста восьми лет? Вы предлагаете мне и дальше жрать пилюли и питаться морской капустой вместо мяса?!

Пухов торопливо выпил еще один стакан минералки.

– Юрий Ильич, но это невозможно. График утвержден госкомиссией, контролируется Академией. Расходование средств лимитировано, и за этим следит Счетная палата. Нас ведь курирует и более серьезное ведомство – это же проект особой государственной важности.

– Тьфу! – Старик вскочил с кресла и возбужденно заходил по площадке. – Что еще?

При этих возросших пуховских децибелах ворона, любовавшаяся закатным небом, переместилась на край крыши и заинтересованно стала ждать, что скажет Розе.

– Седьмой отдел – африканские подземные грызуны, так называемые голые землекопы, – ответил Розе.

– О господи!

– Звучит, конечно, не очень. Но еще исследователи Рочестерского университета обнаружили, что они не стареют благодаря теломерам – концевым участкам хромосом – и наличию в организме высокомолекулярной гиалуроновой кислоты. Мы используем ее в генных опытах со свиньями, и результаты весьма обнадеживают. Года через три…

Пухов затрясся от бешенства:

– Обратитесь в УФСИН, пусть выделят партию педофилов, черт подери! И колите им вместо метопропола эту свою кислоту. Они вам еще спасибо скажут, если на пожизненном будут жить вечно! – Он ядовито ухмыльнулся. – Ладно, ладно. Знаю, что запрещены эксперименты на людях. Дальше.

Розе смахнул пот со лба.

– Восьмой отдел – новозеландская древесная вета. Насекомое из отряда прямокрылых. Самое сомнительное, считаю, направление. Маори называют его «ветапунга», некое бессмертное божество. Если говорить простыми словами, в крови насекомого обнаружен особый белок, благодаря которому оно даже при минусовых температурах сохраняет жизнетворные функции, хотя, так сказать, и сердце, и мозг не работают. Но если вета оказывается в тепле, то она оживает.

– Так, все ясно, – подвел итог беседы Пухов. – Меня не устраивает, что я плачу деньги и не могу пользоваться плодами своих усилий. Теперь слушайте. Первое: вместо умершей Татьяны руководить Фондом будет ее дочь и моя внучка Ксения Нижегородская. Пока она еще в Мюнхене рядом с могилой матери, но я уже предупредил ее. Второе: в ближайшие дни мы посетим ваше богоугодное заведение, и я лично представлю ее коллективу. Третье: еще раз подумайте о том, как ускорить испытания на обезьянах и людях. Гуманизм, мать ети! Ученый вы или чиновник-бюрократ? Мне плевать, каким образом это сделать! Кстати, гонорар будет царский. В конце концов, Пастер опробовал вакцину на себе бесплатно! В девяностых годах, между прочим, народ из «калашей» молотили, и ничего, страна только окрепла!

Ворона на ротонде поняла, что разговор окончен, а потому с чувством выполненного долга снялась и полетела дальше по своим важным птичьим делам.

Солнце зашло.

Глава 2

Счастье не в деньгах?

Тем же, но поздним уже вечером два одиноких худых старика медленно прогуливались вдоль берега пруда: Пухов, ввиду наступившей прохлады переодевшийся в теплый спортивный костюм, и настоятель одного из дальневосточных монастырей епископ Исидор, одетый в обычный мирской костюм-двойку.

Исидор, когда-то в светской жизни бывший просто Вовой Тукиным, оставался единственным надежным другом Пухова еще со студенческих лет. Пройдя вместе смертельные испытания молодости, в жизни они были, пожалуй, полностью откровенны только лишь между собой. Он совсем недавно был доставлен в имение миллиардера вертолетом из Домодедово.

– Прости, что не успел прилететь к Танюше, – пробормотал Исидор. – Сначала монастырские дела, потом эти проблемы с ураганом.

– Да я тебя, брат, не виню! – растроганно ответил Пухов. – Конечно, она хотела тебя видеть. Очень хотела. Рак, черт подери, никого не щадит!

– Сам с простатой мучился, – подтвердил Исидор.

– Ты крестил, ты бы и в последний путь отправил. А ураган… Что поделаешь: климат в наше время совсем ни к черту стал! Прости, брат, сорвалось.

Пухов вздохнул. Общаясь с Исидором, он словно бы возвращался в лихую юность.

– Не только в России, везде сплошные катаклизмы, – продолжил Пухов. – Парниковый эффект, мать твою! Пардон. У вас в Приморье хоть осадков хватает, а здесь, брат, уже в июне жара душит. Хорошо еще, у меня в Баварских Альпах шале есть, охолонуться можно. Может, когда-нибудь выберешься, погуляем. Только и там от ледников почти ничего не осталось! Все же иной раз думаю: точно есть Бог, и наказывает он нас. Мы ведь тоже причастны к выбросам углекислого газа, а?

– Поэтому я из нефтетрейдинга и ушел.

– Вовремя. Конечно, нервы нужны были, особенно когда гранатометы в ход пошли. А на меня еще и со времен дележа ачинского глиноземного охотились.

Исидор с любопытством оглядывал изящный дворец, эффектно подсвеченный прожекторами снизу.

– Это я для души сделал, – пояснил Пухов, заметив его взгляд. – У меня в Потсдаме вилла недалеко от парка Сан-Суси есть. Люблю там гулять. Сядешь весной на скамейку возле Большого фонтана, или просто на травку около Чайного домика, и думаешь о вечном. И никто тебе не мешает, и так-то на душе приятно. Бабочки летают. Когда внучка маленькой была, привезла ее Татьяна в апреле, и пошли мы с ней гулять. Решил я дитю дворец Цецилиенхоф показать, дескать, вот где была закончена война мировая. А там рядом – Святое озеро, Мраморный дворец. Прошлись мы с Ксюшей к нему. Хорошо! Ароматы носятся. Какие-то растения: это – в желтом цвете, то – в розовом. Птички поют, а людей – никого. Поднялись с ней в Мраморный дворец, к ротонде, потом к воде спустились, я ноги в нее окунул, пополоскал. Беззаботность! Вот и решил тогда у себя здесь, в Подмосковье, все это скопировать. Пруд вырыл, дворец выстроил. Даже мрамор силезский заказал: все, как в оригинале! Когда достает вся эта биржевая суета, прихожу на берег, сажусь, опускаю ноги в воду, беру книжку… На книги-то времени не жалко. А Ксюша уже большая, двадцать шесть лет. Красивая девчушка, светленькая; вся пошла в Татьяну.

– Да, я помню, – подтвердил Исидор. – А что, брат, верно пишут, что ты и пирамиду Хеопса скопировал?

– Было дело, – слегка смутился Пухов. – Дурной был, а баксы капали со страшной силой. Яхты уже были. Замки были. Остров около Ямайки приобрел. А пирамиды не было. А пирамида – это ведь, если разобраться, символ Вечности. Верно?

Исидор пожал плечами:

– Верно. Но только символ.

– У нас вся жизнь из символов состоит. Ты сам-то доволен жизнью? Хотел бы вечно жить?