Книга Самодержавие и конституция - Кирилл Соловьев

«Вчера прибыло в Выборг около 150 депутатов кадетской партии с Муромцевым во главе, и с разрешения полицмейстера стали собираться в гостинице „Бельведер“. Губернатор прибыл из деревни поздно вечером и полагал, что это собрание имеет частный характер: теперь выяснилось, что депутаты совещаются о напечатании воззвания к народу по поводу распущения Думы», – гласило донесение генерал-губернатора Финляндии от 10 июля. На самом деле в Выборг отправились не только кадеты, но и трудовики, социал-демократы, представители Партии демократических реформ. Всего 9 июля в Выборг приехали, по подсчетам Винавера, около 180 человек (из них примерно 120 – кадеты). Правда, многие видные народные избранники приехать не смогли: это Ф. И. Родичев, М. М. Ковалевский, М. Я. Острогорский, А. Ф. Аладьин, А. А. Свечин, И. М. Васильев: они в это время представляли Думу в Англии, на конгрессе Межпарламентского союза.

Большая часть фракции Партии народной свободы прибыла на место около семи вечера. Депутаты, партийные деятели, студенты, журналисты и, конечно, те, кто за ними следил, – все искали комнату, номер в гостинице или хотя бы кровать. В этом преуспели не все, и среди «неудачников» оказались некоторые активные участники будущего совещания. Например, Кокошкин, прибывший в Выборг с женой, смог обрести лишь деревянный диван, предназначенный для хранения керосина. Винавер также не нашел места в гостинице и вынужден был делить комнату с двумя своими коллегами.

Собрание началось в зале гостиницы «Бельведер» в 22:15. Открыл его Петрункевич. Председателем единогласно избрали Муромцева. Его товарищами (заместителями), как и во время думских заседаний, стали Н. А. Гредескул и П. Д. Долгоруков, за стол секретаря уселся Д. И. Шаховской. После проверки состава присутствующих оказалось, что в зале гостиницы «Бельведер» собрались 178 человек.

К 23:30 обсуждение закончилось, было решено сформировать редакционную комиссию, состоящую из шести человек: по два человека от фракции. От кадетов в нее вошли Кокошкин и Винавер, от трудовиков – И. В. Жилкин и С. И. Бондарев, от социал-демократической фракции – Н. Н. Жордания и С. Д. Джапаридзе.

Приближалась ночь, но спали далеко не все. Публицист В. В. Брусянин вспоминал, что некоторые депутаты и представители прессы с минуты на минуту ожидали «набега карательного отряда на гостеприимную финляндскую гостиницу». Наиболее робкие предпочли поскорее уехать.

Не спали и члены редакционной комиссии. Они поднялись в ресторанную комнату, где, среди объедков и пустых бутылок, и должен был составляться текст воззвания. В качестве докладчика выступил Кокошкин: он зачитывал документ, который редактировался отрывок за отрывком. Об этой работе Субботин вспоминал так: «Комиссия проработала до утра. Форма соглашений проектов воззваний была установлена, но эта равнодействующая прошла так близко к проекту к партии народной свободы, что от проекта трудовиков не осталось почти ничего». Впрочем, трудовики все же оказали влияние на окончательную редакцию. Так, заголовок документа «Народу от народных представителей» был предложен Бондаревым.

Спор в комиссии шел относительно степени резкости тех или иных выражений. Правда, трудовики в этой дискуссии принять участия не смогли: побороть сон им не удалось. К 4:30 утра работа была завершена. Оставалось лишь «слить в один текст» отредактированные предложения, чтобы они обрели целостный и законченный вид. Это было поручено Кокошкину, но его знобило, и работать он больше не мог. Ведь «все эти три месяца существования Думы Ф[едор] Ф[едорович] работал по 14–15 часов в сутки, причем с первого до последнего дня его не покидала повышенная температура. Не знаю, чем бы все это кончилось – не последуй роспуск Думы», – вспоминала его жена М. Ф. Кокошкина. Высокая температура была у ее мужа и в ту ночь, так что работу взял на себя Винавер. Со своей задачей он справился за три часа, и к 7:30 текст был готов. Винавер понес его наверх, к трудовикам, чтобы те переписали проект в несколько рук к открытию заседаний. «Наверху, в коридоре и в комнатах, спали люди вповалку крепким сном; я (Винавер. – К. С.) то и дело спотыкался о груды депутатских тел; храп стоял исполинский. В угловой комнате на кроватях лежали человека по два, по три. Еле добудился кого-то, всучил ему бумагу и отправился к себе в ночлег».

Спать ему долго не пришлось, так как уже в 9 часов началось общее заседание, а заседание фракции кадетов состоялось еще раньше. Столь утомительная ночь не позволила Винаверу председательствовать, вел фракционное собрание В. Д. Набоков. Присутствовали на нем лишь 60 человек. Споры, не законченные прошлым вечером, утром разгорелись с новой силой. В качестве основного оппонента предложенного проекта выступил М. Я. Герценштейн, его поддержала целая группа депутатов. Голосование же выявило, что эта группа составляла большинство присутствовавших. У тех, кто накануне выступал от имени большинства фракции, а сегодня оказался в меньшинстве, возникал очевидный вопрос: насколько правомочна группа из 60 человек решать за всю фракцию. Но споры пришлось отложить: раздался звонок председателя и началось новое заседание бывших членов распущенной Думы.

Споры продолжились. Говорили о бесполезности предлагаемых мер, об их противоречии партийным программам, наконец, об их незаконности. Судя по всему, последней точки зрения придерживался С. А. Муромцев, который, правда, не спешил делиться своими взглядами на обсуждаемый документ. Когда же он на это решился, Петрункевич перебил его и не дал толком высказаться: председатель не имел права влиять на собравшихся. «Нами владели политические страсти. Мы горели негодованием против тех, кто дерзнул посягнуть на первый русский парламент, воплощавший мечты стольких русских поколений», – вспоминала А. В. Тыркова-Вильямс.

Фракционные совещания начались около часа дня. Спорили как и о самом проекте воззвания, так и о необходимости меньшинству подчиниться решению большинства. Обсуждение последнего вопроса проходило чрезвычайно бурно. Столов в комнате, где совещалась фракция, не было. В качестве ораторской трибуны служил стул. «Не успел Набоков с него сойти, – вспоминал Оболенский, – как на стуле оказалась А. В. Тыркова, с чрезвычайной запальчивостью обрушивалась на нас за наши (Оболенского и Набокова. – К. С.) еретические мысли». Столь же яростно она набросилась на тех, кто возражал против текста воззвания.

– Ариадна Владимировна, пощадите, – обращался к Тырковой Н. Н. Ковалевский, депутат от Харьковской губернии. – Ведь это же чепуха. Никто нас не послушает. И подати платить будут, и под ружье станут. Курам на смех.

Я (Тыркова. – К. С.) со своего стула, как с трибуны, громила Ковалевского:

– А что вы предлагаете? Проглотить? Промолчать? Смирнехонько разойтись по домам? Если не протестовать, надвинется реакция еще более темная, чем раньше. Неужели вы согласны покориться такому нарушению прав Думы, прав народа? Готовы проглотить все оскорбления?

Все кругом меня поддерживали, смотрели на него с возмущением. Из моих глаз, вероятно, сыпались искры. Добродушный Н. Н. Ковалевский, могучий степной красавец, виновато озирался:

– Да нет. Я что же. Я согласен, что протестовать надо…