Книга Люди и собаки - Доминик Гийо

Создание собачьих пород в XIX веке: между расовой теорией и евгеникой

Одни только термины, употребляемые в отношении типов собак, — «порода», «селекция», «чистота», «помесь», «линия», «наследование» — сами по себе указывают на происхождение собачьих пород. На самом деле большую часть современных пород начали выводить во второй половине XIX века основатели собачьих клубов, переживавших в это время свой звездный час. В основном эти люди составляли часть социальной, экономической и интеллектуальной элиты западных стран, в то время охваченных страстью к стремительно развивавшимся наукам: биологии и агрономии. Естественно-научные дисциплины переживали головокружительный взлет, и начиная с конца XVIII века их представители приобретали все больший социальный и политический вес. Новые научные представления о живой природе и наследственности влились в кильватер естественной истории и усилиями некоторых антропологов, таких как Жюльен-Жозеф Вирей или Поль Брока, расширились до учений о человеческих «расах».

Эти убеждения непосредственно связаны с концепцией вида или «расы» как морфологического и поведенческого типа, подчиненного принципу корреляции и наследования признаков. В соответствии с этим принципом форма некоторых частей тела живого существа строго указывала на наличие ряда других признаков, касающихся не только прочих частей тела этого индивида, но и его наклонностей, способностей и предрасположенностей. Грубое и бездумное применение таких принципов в отношении человека привело к появлению настоящей псевдонауки, непосредственно связанной с научной средой и стараниями некоторых ученых получившей достаточно широкое распространение. Она послужила почвой для многочисленных идеологических дискурсов, ярко окрашенных расизмом и дискриминацией и касающихся так называемых «рас» или «типов» человека.

Следуя той же логике, признавали существование «индикаторных признаков», таких как лицевой угол или цвет кожи, которые могли указывать на то, что индивид обладает рядом специфических органических и психологических качеств, формирующих некий тип. Этот тип служил характеристикой той или иной «расы» или же социальной группы, например прирожденных преступников. Так, в последней трети XIX века итальянский криминолог Чезаре Ломброзо даже описал признаки «человека криминального» как определенного типа людей. Затем была выстроена иерархия типов, вершину которой занимали те, кто, как принято было считать, относились к высшим классам западного общества. Новообращенные эволюционисты полагали, что «низшие расы» располагаются посередине линейного генеалогического древа человеческого рода, занимая промежуточную ступень между обезьянами и другими «расами».

В сочетании с грубо истолкованными и использованными применительно к наследственности принципами детерминизма эти концепции послужили точкой опоры учения, названного евгеникой, основоположником которого был двоюродный брат Дарвина, Фрэнсис Гальтон. Зародившись в Англии в середине XIX века, оно быстро распространилось и получило всеобщее признание в западных странах. Защитники этого учения провозглашали, что отныне политика должна быть подчинена науке о наследственности и состоять в том, чтобы препятствовать воспроизводству человеческих типов, оцененных как низшие, и поддерживать органико-психологические типы, считающиеся нормальными. Такая стратегия должна была позволить среднему типу населения, постепенно совершенствуясь и приближаясь к чистоте идеального типа, вернуться к древним благородным типам. Именно на это учение ссылались нацисты в XX веке. Оно же дало толчок политике стерилизации людей, которые якобы являлись носителями ущербных признаков или считались низшими в некоторых штатах США и скандинавских странах вплоть до 70-х годов прошлого века.

Касающиеся и людей, и животных без разбору, занятые бесконечной игрой перекрестными ссылками, дискурсы вокруг наследственности и рас оказали прямое влияние на отношение к собакам и на манеру обращения с ними. Резкий рост численности клубов собаководства демонстрирует странную параллель с распространением этих идей. Клубы возникают практически повсюду в западных странах начиная с 60-х годов XIX века и очень быстро объединяются в федерации международного масштаба[20] как раз в то же самое время, когда расовые идеи получают наибольшее развитие и самое широкое распространение. Заявленные клубами цели, свойственные их членам представления о живой природе и о биологических видах, сама их терминология очень точно вписываются в рамки этих учений, которые в данном конкретном случае были применены в отношении собак.

Первая цель кинологических клубов и обществ состояла в инвентаризации «пород» собак, которые рассматривались в качестве изначально чистых типов, узнаваемых по экстерьерным признакам — морфологии, цвету шерсти и т. п., — подвергавшихся бесконтрольному скрещиванию на протяжении долгого времени, в результате чего они перемешались между собой. Вторая цель напрямую следовала из первой: сохранять, а в случае необходимости и восстанавливать зарегистрированные породы при помощи направленного разведения, которое позволило бы — по мнению заводчиков — поддерживать породу в рамках принятых стандартов или же вернуть ей прежнюю чистоту крови. Опираясь на концепцию наследственности, упомянутую выше, заводчики полагали, что для поддержания или, более того, улучшения типа допустимо скрещивание собак только внутри породы — имбридинг, собак же с признаками отклонения от принятой нормы следовало к размножению не допускать. Необходимо было составить личные карточки и точные родословные на породистых собак: во Франции эта информация и сейчас заносится в LOF (Книгу французских родословных)[21].

И наконец, третьей задачей клубов было проследить историческое происхождение и родственные связи зарегистрированных пород, подобно тому как это делали многочисленные антропологи с так называемыми «расами» человека. Именно так и возникли породы: из литературы, выпускаемой клубами или отдельными людьми, которые вдохновлялись соответствующими идеями, с неизменными ссылками на богатую родословную любимой породы, как правило уходящую корнями в глубокую древность, так сказать, в первородную колыбель, с пространными рассуждениями, принимавшими вид научной полемики.