Книга Внучка бабы Яги - Татьяна Коростышевская

Следующая картинка изображала желтоватый лист пергамента, плотно исписанный мелкими черными буковками.

— А это у нас список предполагаемых женихов. Человек пятьдесят уже есть.

— Это, конечно, очень интересно, — попыталась я подластиться. — Ты мне лучше бабушку покажи.

— Не велено, — строго ответила собеседница. — Захочет, сама покажется. Ты идею-то поняла?

— Какую?

— Вот ведь бестолковка! Женить твоего милого будем. Не пугайся, понарошку.

— На Красаве? — начала догадываться я.

— Ну да. По условиям, в женихи любой половозрелый болван записаться может. А у нас аж целый барон.

— Хорошо не баран… А я при нем каким боком?

— Ну, любому аристократу заморскому проводник местный положен.

— А чего он тогда без слуг путешествует?

— А лихие люди по дороге перебили.

Мы перебрасывались вопросами-ответами, будто в лапту играли. В дверь клетушки поскреблись.

— Открывай! Наш жених ломится, — хихикнула Иравари. — Знакомиться будем.

Чего это она сегодня такая веселая? Во хмелю или смешинка в рот попала? Зигфрид протиснулся в комнатенку боком, уселся на лежанку рядом со мной и во все глаза уставился на непростое блюдце.

— Окно в тонкий мир… — восхищенно прошептал парень. — Я думал, их уже не осталось.

— Знаешь, мой сладенький, какая я тонкая? — стрельнула глазками Иравари из мутноватой глубины. — Талию двумя пальцами обхватить можно.

Ёжкин кот! Я, конечно, знала, что демоница моя до мужиков охоча, но чтоб так сразу… С места, как говорится, в карьер. И самое странное, что мужики от такой настырности прочь не разбегаются, а вон — полюбуйтесь, с глупыми улыбочками сидят. Ощутимо потеплело, от Зигфрида мягкими волнами исходили жаркие волны. Эк разобрало касатика, только бы пожара не наделал!

Покрасневшего студента мы очень быстро ввели в курс дела. Против жениховства он не возражал. Да барон, наверное, был согласен на что угодно, лишь бы его зрелища не лишали. А со своей стороны зеркала Иравари резвилась на полную — слегка отодвинулась, демонстрируя точеные плечики и глубокий вырез шелковой рубахи. Тьфу, срамота!

— Зигги, — ворковала бестия. — Девочку переодеть придется.

— В сухое? — пробормотал студент, не отрывая взгляда от проказницы.

Ну точно, на головушку ослаб. Так бы и стукнула чем-нибудь увесистым, чтоб в чувство привести.

— В мальчика, — терпеливо продолжала демоница. — Получится у нас славный худенький сорванец. Поди, лапушка, чего-нибудь у хозяина поищи. И шапку. Или ты, Лутоня, хочешь покороче постричься?

— Нет! — испуганно завопила я. — Еще чего не хватало!

Я ощупала рукой короткую прядку на затылке, над которой успел поработать Федькин нож.

— Ну вот и славно. Ступай, зайчик, ступай. Девочкам тут без тебя пошушукаться надо.

Студент завороженно повиновался. Заскрипела лестница, прогибаясь под тяжелыми шагами.

— Непонятно, что ты в этом теленке нашла. Зеленый совсем, — серьезно сказала Иравари.

— Да не люб он мне вовсе, — отрезала я из вредности.

— Ой, молодо-зелено… — будто и не слышала демоница. — Знаешь, какой тебе мужик нужен? Опасный и таинственный, чтоб кровь в жилах бурлила от одного его взгляда, чтоб страсть и желание толкали на безумства, чтоб…

— Эй, — постучала я по зеркалу. — Мне твои фантазии слушать недосуг. На вопросы сегодня отвечать будем?

— Ну, на два я уже ответила, — встрепенулась собеседница.

— А нетушки! Это ты сама мне что-то плела, а про бабушку так вообще говорить отказалась.

— Подловила, бесстыдница! — погрозила Иравари когтистым пальчиком. — Давай спрашивай!

Снизу донесся грохот и истошные крики. Да что ж такое, ёжкин кот?! Только соберешься, чтоб правильно слова подобрать… Неужели Зигфрид куролесит?

— Должна будешь, — твердо сказала я демонице, разрывая связь.

По лестнице я спускалась осторожно — мало ли что. Кухонька была пуста — и хозяин, и вредная старуха куда-то подевались. За окнами вечерело. Крики уже затихли, из общего зала доносился монотонный бубнеж. Я приросла к дверной щели, пытаясь рассмотреть все повнимательнее. Картина открывалась безрадостная. Трактир был полон. Лихие люди — разбойнички! С пяток мужиков самой что ни на есть дикой наружности оккупировали лавку и колченогие табуреты. Сидели себе чинно, будто на скоморошье представление собрались. А оружия-то! И простецкие тесаные дубины, и кистени… А упитанный здоровяк, стоящий в центре комнаты, картинно опирался на алебарду. Как только он эдакую махину в помещение затащил? Там же древко локтя на четыре, не меньше. Ну, видно, красота дороже удобства. Зигфрид на манер окорока был подвешен к потолочной балке за стянутые веревкой запястья. Только в отличие от копченых ляжек ноги студента до пола доставали. Вот затейники какие! И не покалечили парня, и возможности колдовать лишили. Насколько я понимаю, для огневиков руки — это главное. Я скользнула в кухню, вытащила из стойки мясницкий тесак и вернулась наблюдать. Здоровяк между тем продолжал бубнеж.

— По-хорошему тебя прошу, шваб, отдай.

Голос его совсем к угрожающей внешности не подходил, был он хриплый, с какой-то стариковской дребезжащей ноткой.

— Ты все равно не сможешь их активировать, — отвечал студент.

— Ну, так ты мне и поможешь.

— У меня тоже не получится — тут совсем другого направления специалист нужен.

— Не ври мне!

— Чего ты с ним валандаешься, Колоб? Давай я ему шкуру попорчу, вмиг на все согласный сделается, — пискляво вступил со зрительного места встрепанный кадыкастый мужичонка.

— Отвянь, Прошка, успеешь еще потешиться, — обернулся допросчик к приятелю.

Меня кинуло в дрожь — губы здоровяка не шевелились, застыв в бессмысленной улыбке. Чем он говорит тогда? Неужто пупком?

— Иван, не отвлекайся, — строго продолжил чревовещатель и опять пристал к студенту: — Отдай!

Свободная от алебарды рука потянулась к Зигфриду. Вспышка, и вот уже здоровяк воет на два голоса, помахивая обожженной конечностью. А барон-то — молодца! Как только к нему прикасаются, он выпускает наружу чуток внутреннего огня. Вот его разбойнички обыскать и не могут. Только надолго ли его магии хватит?

— Ну все, шваб, ты нарвался, — угрожающе прорычал лиходей. — А ну-ка, ребятушки, тащите сюда кадку с водой, будем иноземца уму-разуму учить.

Зрители, видно подустав от сидения, всей гурьбой ринулись исполнять приказ атамана. Я опрометью бросилась в кухоньку, вылетела на двор через черную дверь. В лицо полетели комья снега, метель обожгла холодом. Я обежала здание, ворвалась в зал через главный вход, подхватила табурет и накрепко заклинила дверь между кухней и трактиром. Резко обернулась. Упитанный здоровяк рот раскрыл от изумления. Сейчас надо еще быстрее — резануть веревку, чтоб Зигфрид освободил руки. А там уж мой спутник всем на орехи отсыплет.