Книга Записки о Московии - Генрих фон Штаден

Было также много / об./ недельщиков (Nedelsecken)[17], которые всякого высылали на суд за деньги, при чем сумма определялась в зависимости от расстояния. Они ставили на суд всякого в стране. Обвиняемому назначался первый срок явки соразмерно с тем, жил ли он далеко, или близко. Недельщик же, придя на место, брал с собой с ближайшей таможни, но не с поместий и не из уездов, двух или трех целовальников и бросал память в дом или во двор к обвиняемому. Так повторялось до третьего раза. Если обвиняемый давал деньги, то он выигрывал дело, даже если действительно был виноват. Если же он не приходил, то жалобщик мог, словив и связав его, взять и бить на торгу публично до тех пор, пока тот не заплатит. Можно было также, по желанию истца, сделать человека холопом (leipeigen), если только у него не было защиты: нужно было либо уплатить все с процентами, либо всю свою жизнь вертеть ручную мельницу. Иного лихого человека подговаривали, чтобы он оговорил напрасно богатого купца или крестьянина в уезде: кривду все равно делали правдой. Так добывали эти ребята деньги.

В Ямском приказе (Postcanzelei) обычно, когда приказывали отправлять грамоты (Вrife), устраивали так: копили ребята все грамоты вместе / 6/ и отправляли их на ямских (auf die Post) все зараз. А затем представляли полный счет — сколько раз и когда лошади будто бы были наняты, и оставляли себе деньги, которые должны бы лежать в казне.

В приказе, где прочитывались все челобитья (Canzelei, da alle Supplicationes apgelesen werden), пожалованные и подписанные великим князем, получал свою подписную челобитную тот, у кого были деньги. А если какой-нибудь посадский (Burger) или простой человек не имел денег, то не мог он найти и управы прежде, чем не заплатит. Только тогда челобитья подписывались и вычитывались. «Рука руку моет» (Ruka Ruku moit).

В Казанском и Астраханском приказах (Auf der Kasanskene und Astrokansken Canzelei) или царствах они изрядно набили себе мошну и в окрестных улусах луговой и нагорной черемисы.

В Рязанском приказе (auf der Resansken Canzelei) они хозяйничали столь же бессовестно. Но теперь им это запрещено. Причина: крымский царь управлялся с этой землей так, как великий князь с Лифляндией[18].

Андрей Васильевич сидел в Посольском приказе (Gesandtencanzelei) / об./. Здесь ведались все немецкие и татарские дела и сюда же поступали сборы с Карельской земли. Там повседневно бывали толмачи различных народов. У них были поместья и они же получали годовое жалованье. Здесь проделывались такие же штуки, как и в других приказах.

На Jamme[19] или на дворе, где все иноземцы получают изо дня в день свои кормовые деньги (Kostgelt), сидел Иван Тарасович Соймонов и один дьяк. Ежели кто из иноземцев не брал своего меда и кормовых денег за 10, 20 или 30 дней, с того постоянно удерживали 1/10 часть, когда потом он хотел их получить. Каждый иноземец имел на руках память (Zeddel): она была так искусно изготовлена, что никто не мог, подделав почерк, незаметно что-либо в ней приписать. Из погребов мед приносился теми, кто был к тому приставлен. Они отмеривали мед в погребе по своему желанию и потом уже выносили его наружу и наливали иноземцу в его бочку. Соглашался тот его принять — хорошо, а коли нет, то не получал ничего. Варился хороший и плохой мед, и на этом сберегалась третья часть меда-сырца / 7/. А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог итти в погреб и цедить мед на пробу изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал свою полную меру. Если иноземец умирал или его убивали, то эти куманьки целый год все продолжали заносить в отчет полностью все «выдачи»!

Таковы, коротко говоря, были знатнейшие приказы. В других дело шло тем же порядком.

Денежные сборы с государства распределялись так, что в каждый приказ поступали деньги; в том же приказе производился и суд соответственной области страны. Из приказа в приказ деньги не передавались; один получал тогда от другого подписную память (underschriebene Memoralszeddel), которая подписывалась дьяком. Памяти склеивались вместе и наматывались в столбцы.

В каждом приказе или судных избах (Gerichtsstuben) были два сторожа. Они открывали двери тем, кто давал деньги, а кому нечего было дать, перед тем двери закрывались. Кто хотел влезть насильно, того сильно били по голове палкой в локоть длиной. Не щадили никого! У кого же не было денег, тот стучался и говорил: «Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас грешных» (Haspodi Jesu Christe / об./ Scinni bossi homilu nass Gresni). В ответ на эти слова сторож открывал ему дверь; тот входил и многократно бил челом князьям, боярам или дьяку. Если он бывал недостаточно смел, то боярин ударял или отталкивал его посохом и говорил: «Недосуг! подожди!» (Nedassuch parra isdi). Многие так и ждали до самой смерти. Все князья, бояре и дьяки и в приказах, и в церкви постоянно имели при себе посох.

Во всех приказах все дела — и малые, и большие — записывались в книги. В приказах были еще сливяные и вишневые косточки, при помощи которых производился счет.

По всем приказам были подьячие (Podierien) — помощники дьяков — в числе 20, 30, 40, 50: то больше, то меньше. Они переписывали грамоты набело. Дьяк брал грамоту в левую руку и под числом писал свое имя мелким шрифтом. Потом он оборачивал грамоту и писал на всех местах, где приходились сставы[20] (stauets), так что половинки букв бывали на обоих концах бумаги. Если даже клей держался недостаточно крепко, никто не мог подделать грамоты и не мог / 8/ приписать в ней что-нибудь еще. Так скреплялась грамота. Потом наверху на обратной стороне на первой склейке грамоты дьяк писал от себя титул великого князя крупными буквами так, чтобы каждый мог видеть: Царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси (Cer i Feliki Knese Iwan Wassilowiz Usarussa). Перед дьяком на столе стояла чернильница с перьями. Помощники дьяков или подьячие держали свои чернильницы с перьями и бумагой в левой руке и на коленке переписывали грамоту набело.

Летом ходит много парней или «малых» с деревянными чашками и каменными кувшинами; в них лежит лед. Если кто-нибудь пожелает пить, тот дважды или трижды может напиться за один чешский пфенниг. Ходят еще по приказам с продажным питьем, которое называется сладкий морс (Slatky Mors). Изготовляется он так: русские берут из ручья свежую проточную воду и можжевеловую ягоду и кладут ее в эту воду; оттого вода становится кислой. Затем берут мед, подмешивают его в воду и процеживают сквозь волосяное сито. Вода делается тогда сладкой. Сколько кто захочет выпить, столько и должен заплатить.