Книга Внезапно в дверь стучат - Этгар Керет

Из-за гипса поход в туалет теперь превращался в целую историю. Ей приходилось прыгать на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие. Дэвид ей не дал. Взял на руки, словно пожарник, спасающий ее из горящего дома, или жених, переносящий ее через порог в их первую брачную ночь. Пока она пи2сала, он ждал за дверью, а потом отнес ее в гостиную. Эпизод уже успел закончиться. Дэвид рассказал ей, что там было. Он этот эпизод уже смотрел, в Америке их показывают на неделю раньше. Он не сказал ей, потому что готов был посмотреть еще раз вместе с ней. Он в любом случае не фанат телевизора. Он и в первый раз смотрел только потому, что Кэрен на этом сериале помешана. У тебя в квартире жарко, сказал он, жутко жарко. Она сказала, что знает. Что квартирный хозяин скинул ей и ее соседке шестьдесят долларов в месяц за то, что квартира без кондиционера. Она сказала, что с тех пор, как сломала ногу, она тут как в западне. В больнице ей дали костыли, но у кого есть силы спускаться с четвертого этажа на костылях? Не успела она понять, что происходит, он взвалил ее на спину — вроде как мешок с мукой, — и так они спустились с четвертого этажа.

Он донес ее на спине до парка «Меир», где они сели на скамейку и закурили. Там тоже было жарко и влажно, но хотя бы дул ветер и осушал пот. Мне было важно, чтобы ты меня простила, мне было ужасно это важно, сказал он, даже не могу объяснить почему. Не то чтобы я с другими девушками не вел себя как дерьмо, но с тобой… Он заплакал. Сначала она не поняла, что он плачет, — думала, что он закашлялся, или подавился, или еще что-то такое, — но он просто плакал. Прекрати, дурень, сказала она, как бы пытаясь шутить, люди смотрят, еще подумают, что я тебя бросила, сердце тебе разбила. Я дурень, сказал ей Дэвид, я правда дурень. Я мог… Ты никогда не была в Кливленде. Где Кливленд, а где Тель-Авив. Она видела, что он хочет сказать: «Где Кэрен, а где ты», — и радовалась, что он этого не сказал.

На четвертый этаж они поднимались потихоньку. У него уже не было сил ее тащить, но она оперлась на него и потихоньку взбиралась наверх, ступенька за ступенькой. Когда они добрались до двери, оба успели вспотеть, а под гипсом снова начался сводящий с ума зуд.

Хочешь, я пойду? — спросил он, и она покачала головой, но губы ее сказали, что, наверное, ему стоит уйти. Уже потом, лежа в постели под вентилятором, она попыталась суммировать, что такого было во всей этой истории. Совершенно случайно встречаются американец и израильтянка. Один приятный вечер. Чуть-чуть слюны на ее ладони, движущейся вверх-вниз вдоль члена Дэвида. И вот все эти не очень важные подробности двое людей по разные стороны океана тащат на себе уже почти год. Есть люди, которые падают с третьего этажа и отделываются всего-навсего синяком на попе, а есть те, кто один раз криво ставит стопу и выходит из больницы с гипсом на ноге. Очевидно, она и Дэвид — люди второго типа.

Что у нас в карманах?

Зажигалка, леденцы от кашля, почтовая марка, одинокая, чуть искривленная сигарета, зубочистка, бумажный носовой платочек, ручка, две пятишекелевые монетки. Это лишь небольшая часть того, что лежит у меня в карманах. Стоит ли удивляться, что они так раздуты? Мне уже многие на это указывали. Говорили скептически: «Вау, что у тебя в карманах?» Обычно я не отвечаю, а только улыбаюсь, иногда издаю эдакий короткий значительный смешок. Словно мне рассказали анекдот. Если бы они уперлись и стали переспрашивать, я бы, конечно, предъявил им все, что там лежит, — может быть, даже объяснил бы, почему мне необходимо иметь все эти вещи при себе, на себе, всегда. Но они не упираются. Вау, улыбка / короткий смешок, момент глубокомысленного молчания, и мы уже заняты другой темой.

Дело в том, что все, лежащее у меня в карманах, оказалось там в результате размышлений и приготовлений. Все для того, чтобы в момент истины мое положение оказалось выигрышным. Нет, не совсем. Все для того, чтобы в момент истины мое положение не оказалось проигрышным. Потому что — ну какой выигрыш может принести деревянная зубочистка или почтовая марка? Но если, например, красивая девушка — и даже не красивая, а просто очаровательная, обыкновенная девушка, но с потрясающей улыбкой, от которой захватывает дух, — попросит у вас марку, и даже не попросит, а просто будет стоять на улице дождливым вечером, держа конверт без марки, возле красного почтового ящика, и спросит вас, не знаете ли вы, где найти почтовое отделение, которое открыто в это время, а потом слегка кашлянет, как кашляют от холода, но и от отчаяния, потому что и она будет знать в глубине души, что нигде рядом нет открытого почтового отделения, тем более открытого так поздно вечером, — в этот момент, в момент истины, она не скажет «вау» и не спросит, что у вас в карманах, а просто будет бесконечно благодарна за марку — или, может, и не будет бесконечно благодарна, а просто наградит вас своей потрясающей улыбкой; потрясающая улыбка за почтовую марку — я бы подписался на такую сделку когда угодно, даже если бы цены на марки взлетели, а цены на улыбки рухнули.

Вслед за улыбкой она поблагодарит и снова кашлянет, от холода — но и от смущения. А я предложу ей леденец от кашля.

— Что еще есть у вас в карманах? — спросит она, но мягко, без «вау» и без скепсиса, а я незамедлительно отвечу:

— Все, что вам может понадобиться, любовь моя. Все, что вам может понадобиться.

Вот, теперь вы знаете. Это все, что лежит у меня в карманах. Некоторый шанс не завалить все к чертовой матери. Некоторый шанс. Не большой, даже не средний. Я знаю, я не дебил. Крошечный шанс, скажем так, что когда мне явится счастье, я смогу сказать ему «да», а не «ой, простите, у меня нет сигареты / зубочистки / монеты для автомата с напитками». Вот что у меня там, битком набито, — шанс сказать «да», а не жалеть потом.

Плохая карма

Пятнадцать шекелей в месяц могут обеспечить твоей дочке сто тысяч, если ты, не дай бог, умрешь. Знаешь, что такое сто тысяч для сироты? Это ровно разница между интеллигентной профессией и местом секретарши зубного врача

После аварии покупатели ломанулись брать у Ошри полисы как подорванные. Неизвестно, в чем было дело — в его легкой хромоте или в парализованной правой руке, — но люди, с которыми он назначал встречи, мгновенно принимали его доводы и покупали все, что у него было: страхование жизни, потерю работоспособности, дополнительное медицинское страхование и т. д. И если поначалу Ошри еще держался за свои старые байки про того йеменца, которого ровно в день покупки полиса задавил грузовик с мороженым, или про человека из Кфар-Шмариягу, который только посмеялся, когда Ошри предложил ему медицинскую страховку, а через месяц позвонил в слезах, потому что у него обнаружили рак мечевидного отростка, то очень скоро стало ясно, что самое сильное впечатление производит его собственная история. Вот он, Ошри Сиван, страховой агент, сидит в кафе возле «Ган А-Ир»[26] с потенциальным клиентом, и тут внезапно, посреди встречи, молодой человек, решивший покончить с собой, выбрасывается из окна одиннадцатого этажа соседнего здания и — бум! — падает прямо Ошри на голову. Падение убивает молодого человека, а Ошри, как раз закончивший рассказывать про йеменца и грузовик с мороженым очередному сомневающемуся клиенту, теряет сознание на месте. Он не приходит в себя ни когда ему в лицо брызжут водой, ни в машине скорой помощи. Он не приходит в себя ни в приемном покое, ни в реанимации. Он в коме. Врачи не знают, чем все это кончится. Жена сидит рядом с ним и беспрерывно плачет, и дочка тоже. Так проходят шесть недель, и вдруг случается великое чудо: Ошри выходит из комы как ни в чем не бывало, просто открывает глаза и встает. А к чуду прилагается горькая правда: наш Ошри, который так хорошо требует, как дурак, не позаботился о том, чтобы исполнить[27]. И поскольку сам себе он страховку не оформил, ему приходится продать свою квартиру и переехать на съемную, потому что у него не получается выплачивать ипотеку.