Книга Данте - Гай Хейли

Всю свою молодость Данте учился не доверять чужакам. Это было верным: даже наименее отвратительный ксенос в глубине души таил предательство. Мягкое отношение к расам ксеносов это предательство поощряла. Однако Данте никогда не питал к чужакам настоящей ненависти, которую испытывали его братья. Нелюди стремились выжить точно так же, как и человечество. Данте достаточно почерпнул из истории Галактики, чтобы понять: чаще всего не внешняя угроза, а глупость и высокомерие уничтожали великие цивилизации, в том числе и первую звездную империю человечества.

Люди имели гораздо больше общего с другими разумными видами, чем это признавали адепты Терры. Данте полагал, что именно поэтому чужаков так легко ненавидеть. Самого командора это не касалось. Помимо предательств и злодеяний ксеносов, он был свидетелем их благородства, чести и милосердия. Дважды за последнее время ему приходилось вместе с некронами сражаться против тиранидов, и ни разу эти самые высокомерные из чужаков не предали их союз. Добродетель была свойственна всем живым существам.

В лице тиранидов Данте наконец нашел тех, кого можно ненавидеть всей душой. Ненависть к ним была самым сильным чувством, кроме вековечной Жажды. С этими отвратительными существами невозможно договориться, но только нужно воевать. Увидев этих тварей впервые, Данте счел их проблемой. Узнав о существовании разума улья, он оценил его как угрозу жизни во Вселенной. Когда этот разум проявил мстительность, командор начал презирать его.

Победа, быть может, возможна, но что потом? Силы Империи окажутся настолько истощены, что сама она станет легкой добычей Великого Врага, или ее захлестнут орки, или повергнут металлические повелители династий некронов, которые — он не сомневался — повернутся против людей после их последнего триумфа.

Глядя вниз, на ад Асфодекса, Данте предчувствовал конец. Глубокая усталость охватила командора, и он порадовался, что его поддерживает доспех. Затем Данте отвернулся от окна и перевел взгляд на свой орден и слуг, которые уже готовились к новому конфликту. Их было мало и становилось все меньше.

«Я подвел своих людей, и это начало поражения», — подумал он. Потери Кровавых Ангелов оказались велики. Рапорты смотреть необязательно: переломанные тела, вынесенные убитыми горем братьями из «Грозовых воронов», — вот главное. Его мучили усталость и страх. Оставшихся Кровавых Ангелов не хватит, чтобы защитить Ваал. Орден будет уничтожен.

Расстроенный фатальностью ситуации, Данте закрыл глаза.

«Господин Сангвиний, — взмолился он, — прости меня. Я стар, и сражения истощили душу мою, хотя тело осталось сильным. Я никогда не дрогну, никогда не отступлю, не сдамся. Раз не дано мне обеспечить лучшее будущее человечеству, пусть увижу я славный его конец и дерзкое сопротивление до последнего. Прости мои сомнения, дай силы преодолеть их».

«Интересно, слышит ли он меня? — спросил себя Данте. — Где сейчас самый блистательный сын Императора, наблюдает ли он за мной?»

Сангвиний умер за десять тысяч лет до рождения Данте. Он молился примарху Кровавых Ангелов еще до того, как стал космодесантником. Примарх никогда не отвечал, но Сангвиний и не был богом. Иногда это ускользало из памяти. Порой слова Адептус Министорум казались правильными.

Словно в ответ на эти мучительные мысли в центре палубы вспыхнул свет. Воздух дрогнул. Люди вскинули оружие. Грянул сигнал тревоги. Машинные голоса предупреждали о вторжении и о том, что включена палубная защита.

Ладонь Данте сжала рукоять пистолета «Низвержение». Его гвардейцы, не отводя от эпицентра сияния взгляда, указывали руками в перчатках Ангелус на него.

Когда этот свет померк, в центре ангарной палубы оказалась стоящая золотая фигура, броня которой выглядела почти как у Данте.

— Сангвинор! — прогудел жрец Ордамаил издалека. — Сангвинор здесь!

Всякая активность в ангаре мгновенно прекратилась. Как только Ангелы упали на колени и склонили головы, их слуги опустились рядом, словно дети, которые молятся вместе с отцами, и стиснули пальцы так крепко, что побелели костяшки.

Данте не уподобился остальным. Сангвинор пристально посмотрел на него, и широкие крылья из белого керамита оттенили его лик, который так походил на лицо самого Данте.

Впрочем, в то время как лик Сангвиния на шлеме Данте выглядел гневным, а рот распахнулся в безмолвном боевом кличе, лицо Сангвинора оставалось печальным, с золотыми слезами на щеках.

Это была маска, которую Данте видел много раз.

Сангвинор неторопливо прошел но палубе в сторону Данте. Сангвинарная гвардия расступилась. Воины не встали бы на пути у Сангвинора даже по приказу командора.

Сангвинор остановился. Чувство неправильности происходящего охватило Данте. Он ощущал себя самонадеянным, стоя в маске перед аватаром примарха. В теперешние времена командор редко снимал ее на публике. «Пусть мужи Империума черпают силы, глядя на золотое лицо Сангвиния», — думал он. Данте смирился с тем эффектом, который маска оказывала на людей, хотя поначалу это его беспокоило. Лицо Сангвиния и дела Данте гармонировали, соединенные мифом. Пусть так и остается.

Однако была еще одна причина прятать лицо. За годы Данте постарел. Он стал старым и знал это.

Теперь он неохотно открывал лицо, хотя был достаточно честен и понимал, что в нем говорит гордыня. Многие младшие члены ордена никогда не видели Данте без шлема. Для них командор олицетворял Сангвиния так же, как лик смерти ассоциировался с капелланом.

Стоять в маске перед Сангвинором означало проявлять непокорность.

Данте колебался, разрываясь между необходимостью сохранения легенды и признанием себя как личности. Его люди склонили головы. Никто из них не смотрел на командора.

Со внезапной решимостью он потянулся к шлему, отстегнул, а затем ловко снял посмертную маску Сангвиния, открыв лицо.

Искаженный Данте отразился в полированном доспехе Сангвинора.

Командор хорошо знал этот облик. Его золотые волосы побелели и стали как крылья Сангвинора. Кожа самых старых космодесантников делалась толстой и покрывалась мелкими, похожими на трещины морщинами. Данте изменился еще сильнее. Глубокие морщины избороздили лицо, сделав и без того тонкие черты генетического прародителя хрупкими. Глаза остались бледно-янтарными и ясными, как прежде, подобно глазам давно умершего отца, но они стали меньше. Кожа на шее уже начинала свободно свисать складками.

Без линз шлема Сангвинор выглядел невыносимо ярким, сиял каждый участок его брони. Как-то один инквизитор затеял с Данте спор об истинной природе Сангвинора. Данте ответил, что тот не может быть не кем иным, как Чистым. Командор неоднократно сталкивался с этим существом. Всякий раз в его присутствии он ощущал близость генетического прародителя, утешение и отеческую любовь. Почти Сангвиний.

Сангинор уставился на Данте, и тот поник под этим взглядом.

— Зачем вы пришли, милорд? — спросил Данте. — Неужели я провалился? Вы пришли осудить меня за поражение?