Книга Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шел и шел без цели, пока не обнаружил, что не только утратил глаз, но, казалось, лишился и слуха, и языка, – все мои чувства словно умерли.
Я обрил себе волосы и брови и закутался в черный шерстяной бурнус, и пошел бродить по свету, чтобы забыть о том, что навлек смерть на женщину, которая была как свет – солнечный и лунный. Она умерла в великих муках из-за моего себялюбия, из-за того, что в сердце моем не было ни капли сострадания, не было мудрости, даже когда она умоляла меня не притрагиваться к талисману. Разве любимая не предупреждала меня, что я погублю нас обоих? А я не понял, какое зло принесу, даже когда она сказала мне эти слова:
Несколько раз в своих странствиях я слышал, что Гарун аль-Рашид, наш мудрый калиф, всегда готов сочувственно выслушать тех, кто пережил несчастье. И я решил отправиться в Багдад, найти способ явиться перед ним и рассказать ему историю своей жизни.
Я дошел до Багдада только сегодня и встретил одноглазого дервиша, который сказал мне, что тоже чужой в этом городе. Затем мы встретили третьего дервиша, тоже одноглазого. И тогда мы пустились в путь втроем, ища места, где можно было бы провести ночь, и промысел Аллаха привел нас в ваш прекрасный дом.
Хозяйка дома сказала ему:
– Погладь свою голову на радостях, что она остается при тебе, и ступай!
Но дервиш спросил:
– Не позволит ли мне милостивая госпожа остаться и послушать, что расскажут другие?
– Что ж, можешь остаться, – разрешила хозяйка дома.
И третий дервиш выступил на середину зала, поклонился хозяйке дома, подумал минутку, вздохнул, вытер слезы и дрожащим голосом начал рассказывать.
Как бы мне хотелось, чтобы моя история была подобна историям тех двух дервишей, что рассказывали прежде меня. Но с течением дней я понял, что от сожалений нет проку; они ничего не меняют, а только оставляют в нас вечную боль и печаль.
Отец мой – не государь могучего царства, не купец, о почтеннейшие, а моряк, не мысливший жизни без моря и странствий. Вплоть до моего восемнадцатилетия он брал меня повсюду с собой, но затем мать моя попросила его оставить меня с ней в Багдаде. Она хотела, чтобы я женился и завел детей, прежде чем опять уйду в море. Отец послушался ее и уплыл без меня, а я радовался, потому что всегда мечтал оказаться в обществе женщин, множества женщин – юных девушек, молодых женщин, женщин в расцвете лет, и хвастаться друзьям, что познал столько женщин, сколько есть камней на морском берегу, – один творец знает сколько. Мать нашла мне красавицу-невесту, дочь купца. Хотя я никогда раньше ее не видел, но влюбился сразу, как только поднял с ее лица покрывало и увидел, как она робко опустила ресницы, а затем, услышав нежный голос, полюбил ее еще горячее. И жили мы мирно и счастливо. Я торговал коврами в лавке персидского купца, присматривая за ней, когда он был в городе и когда отправлялся в путешествие, ибо он уезжал на недели и месяцы и возвращался с грузом драгоценных шелков и шерстяных ковров. Вскоре жена моя забеременела и в должный срок родила сына, которого я назвал в честь своего отца, а затем еще одного, и мы заботилась о них и жили точно голубки – ласкали друг друга, нежничали и целовались.
Но однажды она заболела, и слегла, и металась на подушках, как змеиное жало, и не могла уснуть от боли. Она пила отвары трав, растирала живот мазями и клала на него горячие камни, но лучше ей не становилось. И вот как-то ночью она разбудила меня и сказала, что ей до смерти хочется яблок. Я ответил, что слышал о яблоках, но никогда их не видел. На следующий день по пути в лавку я зашел на рынок и поискал яблок, но ни одного не нашел. Когда я вернулся домой и сказал об этом жене, она вздохнула и отвернулась.
– Как бы мне хотелось откусить кусочек яблока или хоть понюхать… Тогда и умереть будет не жалко.
И тогда я решил, что добуду ей яблоко, даже если для этого придется отправиться в райский сад. Я стал расспрашивать в городе, где мне найти яблок, но все продавцы фруктов, все крестьяне, которых я спрашивал, уверяли меня, что я найду то, что ищу, лишь в Муселе, в садах Гаруна аль-Рашида, самого калифа, ибо в его садах растут яблоки всех видов и сортов, крупные и мелкие, сладкие и кислые.
Я поспешил нанять мула, и путь мой занял несколько дней и ночей, но наконец я приехал, и некий человек показал мне, где находятся сады Гаруна аль-Рашида. Я увидел, что на ветвях висят яблоки, прекрасные, словно драгоценные камни. Я внимательно выбрал три яблока, и заплатил за каждое целый динар, и завернул их в несколько слоев ткани, чтобы защитить от ветра и лучей солнца, и спрятал на дно седельной сумки, как великое сокровище. Я пустился в обратный путь, не отдохнув ни минуты, – меня подгоняла мысль о том, как обрадуется жена и поднимется с постели, как только увидит яблоки у меня в руке. Я так и видел – она всплеснет руками от радости, и румянец вернется на ее щеки с первым же откушенным кусочком. Но когда я поднес яблоки к ее лицу, она просто положила их на столик у кровати и снова заснула.
Видимо, я слишком долго пробыл в пути, подумал я. И решил, что вечером попробую накормить ее хотя бы одним яблоком. Как только настало время запирать лавку, я поторопился домой. Жена поцеловала меня, поблагодарила, указав на яблоки, и заснула опять. Я же всякий час молил Всевышнего спасти ее, ибо казалось, что лишь ему одному это под силу.
На следующий день я снова ушел в лавку, и работа отвлекла меня от скорби и тревоги о жизни жены моей. Когда я расстилал ковры на солнце перед лавкой, то мимо прошел чернокожий раб, высокий, как пальма, и крепкий, как гребная фелука. В руке у него было яблоко. Я бросился за ним.
– Откуда у тебя это яблоко, добрый раб? – спросил я его.
– От моей заболевшей любовницы. – Он подмигнул мне. – Ее постылый муж целых две недели ездил за тремя яблоками. Она отдала мне одно, отказавшись от него ради меня. Вот это любовь, не правда ли?
Я едва устоял на ногах. Слова его все звучали в моих ушах, и я побежал домой как одержимый, повторяя снова и снова:
– О Аллах, прогони демона, который преследует меня, и пусть я увижу дома три яблока!
Ужасное подозрение закралось мне в сердце. Неужели жена моя обманула меня, попросив яблок только для того, чтобы я уехал и оставил ее наедине с любовником?
Я вошел в дом и поклялся себе, коснувшись своего глаза: «Клянусь этим глазом, что, если не увижу трех яблок, то перережу жене горло от уха до уха».
Я зашел в ее комнату и, к великому моему потрясению, горю и несчастью, увидел два яблока, а не три. Охваченный гневом и ревностью, я чуть не растолкал жену, но все же сдержался и спросил спокойно:
– Где третье яблоко, жена? Я вижу только два.
– Не знаю, – проговорила она тихо, не открывая глаз.
