Книга Тени леса - Виктория Войцек

— Дио, поищи в сундуках хоть какие тряпки. Нужно ее во что-то обрядить. Не вести же голой по улице.

— Будет сделано, красотка.

Высокая фигура в свободных одеждах появляется по правую руку от меня, хватает за запястье, и вот я чувствую прикосновение горячего языка к костяшкам. Не объясняю, что обычно люди прижимаются лбом к тыльной стороне ладони, реже — губами к идущим под кожей тонким линиям вен.

Торре понимает язык грубой силы, как и все пещерные. Торре слушает тех, кто умеет себя правильно поставить. Именно поэтому он прислушивается исключительно ко мне и к Гарольду, считая нас хоть как-то равными себе. Потому-то я и обращаюсь к нему с просьбами, понимая: мне не откажет. Кому угодно, но не мне. К тому же здоровяк весьма неравнодушен к игре на тимбасе и поглаживаниям за ухом. Последнее было обнаружено случайно. Не спрашивайте. Просто не спрашивайте. Для меня это лишь способ расположить к себе Дио. Не более.

— Гарольд…

Он по-прежнему раздражает меня не сильнее Сатори. Да, вся эта ситуация почему-то задела меня, как задела и причастность к ней Лиата, но он продолжает показывать себя с лучшей стороны. Просто молча наблюдает, не пытаясь доказать свою правоту. Заканчиваю:

— Ты все еще сур. Но постарайся сделать хоть что-то. Займись, — киваю на лежащее на полу тело, по которому ползают крылатые твари, — девочкой.

— И что мне с ней сделать?

— Не знаю. Заставь танцевать. Придумай что-нибудь!

Гарольд ворчит что-то о неуважении к усопшим и о том, что кому-то стоит следить за языком. Но я, по крайней мере, не собираюсь убивать невинных и прикрываться какими-то благими намерениями. Из подобной компании я когда-то сбежала. Хотя кого я обманываю: меня вытащили. Иначе померла бы. Или осталась бы калекой на всю жизнь.

— Зенки.

Он встает и почти заваливается назад — прямиком в камин. Но я успеваю ухватиться за ладонь и потянуть на себя. Крепко же его приложил наш Дио. Хорошо хоть, рёбра не сломал.

— Что ты считал? — Прежде чем Зенки открывает рот, прижимаю пальцы к его губам. Знаю я, что он хочет сказать. — Мы разберемся с этим. Позже. Сейчас — не время. И, прошу, не выводи меня из себя, ага. Как видишь, Сатори в порядке, а вот хозяйка дома — не особо. Так что давай-ка сперва поможем ей.

Не отвечает, покачивается только из стороны в сторону, точно травинка на ветру. Зенки и раньше не отличался излишней болтливостью, а теперь — и вовсе притих. Только глаза мечутся бешено туда-сюда. То на меня взглянет, то на Гарольда, то на Дио, то на Сатори.

Девочка рыжая в плащ заворачивается, капюшон меховой к носу подтягивает и сопит. И немного жалко, что для нее подобное обращение является приемлемым. Не впервые раздевают и осматривают как товар, не впервые обсуждают предназначение. Более чем уверена: слово «сдохнуть» за всю свою жизнь Сатори слышала довольно часто.

— Эй, красотка! Смотри, что нашел!

Оборачиваюсь, не выпуская запястье Зенки: свалится еще. И — кто бы мог подумать — обнаруживаю в руках Дио зеленое выходное платье. Очередное, терзать его душу, зеленое платье! Более длинное и менее рваное, чем было у Сатори. Его девочка принимает с благодарностью. Говорит что-то о том, что не забудет доброту Торре. Зовет его странным словом — «инхиль». «Благородный». Не слишком ли громко для пещерного?..

— Ты, рыжая, на огневик похожа, — смеется Дио.

А я примечаю: и правда похожа. Цветок это такой. Редко встречается, а как находят его, обычно срывают сразу. Отвары-то из огневика от чесотки помогают, а, коли добавишь туда чего, так и зелье приворотное получится. К тому же слишком хорошо знаю о том, что семена его, до того, как на землю попадают, — верный путь в Пак’аш.

— Ишет?

Зенки наконец находит силы ко мне обратиться. Он пришел в себя, глядя на то, как трясет длиннющими рукавами Сатори, пытаясь увидеть хотя бы кончики своих пальцев, как хлопает ей Дио, считая эти действия эдаким странным танцем, в котором тоже хочет поучаствовать.

— Надо же, ты и говорить умеешь, — фыркаю я и хлопаю Зенки по плечу. — Чего надо-то? Решил помочь общему делу?

Кивает. И продолжает смотреть глазами голодного щенка. Вот-вот скажет что-то, возможно, важное, возможно, глупое. Люди часто стараются казаться милыми, перед тем как наговорят ерунды. В последний раз с таким видом мне признавались в чувствах. Жалкое зрелище.

— Но мне нужно, чтобы они покинули помещение.

Так даже лучше: чем меньше людей рядом, тем спокойнее. Выслушаю Зенки, опровергну все то, что он расскажет. А там останется просто придумать красивую историю, в которую смогут поверить в гильдии, получить за нее деньги и уйти. Ведь, в сущности, этим-то я на жизнь и зарабатываю: байки придумываю, и чем нелепее, тем больше людей на это ведется. Забавно, правда?

Хлопаю в ладоши. Гарольд поднимает голову, Сатори замирает, а Дио — кланяется: видать, подумал, что я сумела оценить его танец. Нет, мой всеядный друг. Ты хорош во многом. Наверняка у тебя еще с десяток талантов, связанных с ломанием человеческих костей. Да только от искусства тебе лучше держаться подальше.

— Будьте добры, деньтесь куда-нибудь.

Зря я надеюсь на понимание. Три пары одинаково тупых глаз смотрят на меня так, словно я обязана хоть что-то объяснить.

— Вы мешаете Зенки сосредоточиться.

На чем? Я бы и сама в это не поверила. Да каждый ребенок знает, как считывают кириан! Даже если рядом будет выступать труппа бродячих артистов, это не помешает.

Представьте себе книгу, ага. Книгу, которую вы, будучи человеком не слишком смышленым, начали читать с середины. Вы не знаете, что было раньше, но для того, чтобы понять это, достаточно перевернуть несколько страниц. Так же работает считывание. Зенки просто разгребает наслоившиеся друг на друга пласты дерьма, которые, как и исписанные листы, может попортить кто угодно. Даже я. Начерчу на печи знак Атума, задействую его, и что этот умник сделает? Да ничего!

Сатори смекает, что дело далеко не в способностях нашего Зенки, и краснеет от собственных предположений. Ага, именно этим мы и собираемся заниматься, глупая ты рыжая девочка!

Собирается высказаться Лиат. Но едва звучит первое «Ну уж…», он получает толчок ладонью в грудь. Дио не желает слушать очередные заумные речи, полные незнакомых слов. Всех попросили выйти. А, как известно, не стоит спорить с женщиной, которая может испортить вашу жизнь. И с мужчиной, который может испортить вашу еду.

Запирается дверь, закрываются ставни. Свет тонкими полосками проникает в комнату лишь через замочную скважину да щели в стенах. Ощущаю себя как дома. Как в затерянной среди лесов треклятой каменной постройке, пол которой давно начал оседать. Там я прожила от силы Половину. Прекрасное было место. Гляжу, как бабочки смыкают крылья и неподвижно замирают на тонких руках галлерийки.