Книга Пастушья корона - Терри Пратчетт

Как хорошо дома, подумала Тиффани, когда наконец-то вернулась на ферму своих родителей, которая так и звалась — Родная ферма. Дома мама каждый вечер стряпает горячий ужин. Дома можно сесть за большой кухонный стол, исцарапанный многими поколениями Боленов, и снова почувствовать себя маленькой девочкой.

Но она больше не маленькая девочка. Она ведьма. И теперь ей надо было заботиться о двух уделах. Всю следующую неделю Тиффани летала с холмов в Ланкр и обратно, по погоде, которая будто бы решила участвовать в конкурсе на звание самого мокрого времени года. Тиффани казалось, что она вечно не успевает, она продрогла и устала до самых костей. Люди были вежливы — и с ней, и уж точно с её остроконечной шляпой, — но по тому, чего они не говорили, Тиффани чувствовала: что бы она ни делала, этого всегда оказывалось недостаточно. С каждым днём она вставала всё раньше и ложилась всё позже, но это не помогало.

Она знала: её долг — быть хорошей ведьмой. Могущественной ведьмой. И когда выпадала крохотная передышка, когда не надо было лечить, ухаживать, помогать, выслушивать, Тиффани чувствовала, как по спине пробегает тревожный холодок. Джинни предупреждала: может объявиться нечто страшное. Сумеет ли Тиффани справиться с этой напастью? Ей казалось, она и повседневную-то работу не делает как следует.

Она не могла заменить матушку Ветровоск для ланкрцев.

И с каждым днём становилось всё труднее быть Тиффани Болен для жителей Меловых холмов.

Даже дома. Даже там. Однажды ночью она вернулась на ферму, мечтая только об ужине, покое и постели. Мама как раз достала из печи огромный, пышущий жаром чугунок и поставила его посреди стола, но тут разгорелась ссора.

— Я сегодня возле «Баронского герба» Сида Горлица встретил, — заявил брат Тиффани Винворт, крепкий паренёк, который по возрасту ещё не мог ходить в паб, зато мог и любил болтаться поблизости.

— Сида Горлица? — переспросила госпожа Болен.

— Это младший из двоих братьев Горлиц, — пояснил отец Тиффани.

Младший, мысленно отметила Тиффани. В сельском краю это многое значит. Ферма-то отойдёт старшему брату. Хотя ферма Горлицев, помнится, незавидное имущество — дела там идут плохо, хозяева живут в бедности. А отец семейства — завсегдатай «Баронского герба». Или нет?.. Тиффани попыталась вызвать в памяти лицо госпожи Горлиц, но у неё ничего не вышло. Зато Сида вспомнить оказалось нетрудно — она видела его всего несколько недель назад в окрестностях местечка Дверубахи. Это был низкорослый парнишка, которому кто-то дал кепку с длинным козырьком и свисток на шнурке, чтобы носить на шее, так что мальчишка стал смахивать на птицу, как раз под стать своей фамилии.

— Так вот, Сид мне про работу на железной дороге рассказывал, — увлечённо продолжал Винворт. — Он там неплохие деньги зарабатывает, этот Сид. И говорит, им ещё люди нужны. Пап, понимаешь, железная дорога — это будущее. Паровозы, а не овцы!

— Выбрось эти глупости из головы, — строго велел отец. — Железная дорога — она для тех, у кого своей земли нет. Не для нас, Боленов. Не для тебя, понял? Ты знаешь, какая у тебя судьба. Такая же, как у всех Боленов до тебя.

— Но… — Винворт заметно расстроился.

Тиффани бросила на брата быстрый взгляд. Она понимала, каково ему сейчас. Ведь и сама Тиффани посвятила свою жизнь вовсе не тому, чего от неё ожидали, верно? А то бы уже вышла замуж, как её сестры, и собиралась бы нарожать своей матери ещё несколько внуков, чтобы та могла хлопотать над ними.

Мама, похоже, подумала о том же.

— Что-то тебя в последнее время дома почти не видно, — обратилась она к Тиффани. Мать явно очень старалась, чтобы прозвучало это помягче, а не так, будто она чем-то недовольна. — Мне так жаль, что мы тебя редко видим, — добавила она с лёгкой грустью.

— Оставь девочку в покое, — сказал отец. — Она же теперь вроде главной ведьмы и не может поспевать везде.

— Я стараюсь почаще бывать дома, — сказала Тиффани виновато, словно по-прежнему была маленькой и должна была оправдываться. — Но работы очень уж много, ведьм не хватает.

Мама улыбнулась, неумело скрывая беспокойство:

— Я знаю, что ты вся в делах, милая. Стоит мне выйти с фермы, люди сплошь и рядом подходят ко мне и рассказывают, как ты помогла их малышу или отцу. Все замечают, что ты работаешь, не жалея сил. И знаешь, что люди говорят? Что ты становишься всё больше похожа на свою бабушку. Матушка Болен ведь самому барону указывала, что делать, и ты тоже.

— Но матушка Болен не была ведьмой, — напомнила Тиффани.

— А это как посмотреть, — сказал отец.

Тут Винворт шумно встал из-за стола и вышел, хлопнув дверью. Джо Болен проводил его взглядом, потом подмигнул Тиффани:

— Ведьмы-то разные бывают. Помнишь, как бабушка велела, чтобы, когда она умрёт, мы сожгли её кибитку? «Сожгите всё», — сказала она мне. — Отец улыбнулся. — Ну, я, в общем-то, так и сделал. Но в кибитке была одна вещь, которую нельзя было жечь, так что я забрал её, завернул аккуратно, а теперь хочу подарить тебе. Пусть будет тебе память о матушке Болен.

Тиффани с удивлением заметила, что отец плачет, хоть и продолжает улыбаться. Он вручил ей небольшой свёрток из мятой бумаги, перевязанной старой шерстяной ниткой. Тиффани развернула подарок и взяла в руки небольшой угловатый предмет.

— Это же пастушья корона, — сказала она. — Я видела такие раньше, они довольно часто попадаются на холмах.

Джо Болен усмехнулся и сказал:

— Это непростая корона. Твоя бабушка говорила, она особенная, всем коронам корона. И если всем пастухам пастух возьмёт её в руки, она станет золотой. Видишь, там кое-где золото малость проглядывает.

Тиффани ела тушёное мясо — никто во всём мире не умеет тушить мясо так вкусно, как мама, — рассматривала подарок и думала о тех временах, когда матушка Болен спускалась на ферму, чтобы поужинать вместе с семьёй.

Иногда казалось, бабушка вообще не ест и обходится одним лишь табаком «Весёлый капитан». И она совершенно точно знала об овцах всё, что можно. Но стоило об этом подумать, как одни мысли потянули за собой другие, и Тиффани стала вспоминать обо всём, что матушка Болен говорила и делала. Воспоминания обрушились, будто снежная лавина, захлестнули её с головой.

Тиффани думала о тех временах, когда ходила по окрестным лугам вместе с бабушкой. Чаще всего они молчали, иногда их сопровождали Гром и Молния, бабушкины овчарки. Тиффани многое узнала тогда.

«Бабушка научила меня всему, — поняла Тиффани. — Мы ходили по пастбищам, и она передавала мне знания. Прежде всего она научила меня заботиться о людях. Ну и об овцах, конечно».

А всё, что матушке было нужно от мира, — это маленькая кибитка и щепотка паршивого табака.

Тиффани выронила ложку. Здесь, дома, на кухне, не зазорно было и расплакаться, как в детстве.

Отец тут же очутился рядом: