Книга Арк - Дмитрий Троцкий

– Успокойтесь, Валерий Павлович. Теперь все хорошо. Сегодня вас снова пытались убить. Не вмешайся мы, исход был бы печален.

– И кому обязан я своим спасением? – сардонически поинтересовался тот.

Облик одного из мужчин стал стремительно меняться. Из невысокого суховатого сморчка в чекистской форме он превратился в элегантного здоровяка. Шикарный серый костюм сидел будто влитой, а лучащиеся светом голубые глаза на детском нежном лице смотрели на Чкалова с искренней любовью.

– Пока что мы не знакомы. Но уверен, что вскоре станем лучшими друзьями. Я подарю вам небо. И небо не только этой планеты.

Петропавловск-Камчатский, 1954 год

Гость лежал в каюте на койке Зафаэля. Казалось, на нем не осталось живого места, да и вокруг крови было порядочно. Капитан стоял рядом, в одном белье, выжимая свою одежду.

– Ну что смотришь, старлей, за работу. Заставь его говорить.

Было ясно: медицинскую помощь тут оказывать бесполезно. Человек умирал. Аркадий склонился к нему и почувствовал солоноватый запах. Сначала он решил, что это после вынужденного купания, но тут раненый открыл рот и что-то начал шептать. Изо рта у него полилась тонкая струйка крови, и тогда Аркадий догадался, что это – не запах морской воды.

Умирающий без остановки шептал и шептал. Стругацкий пытался уловить каждый звук. Фонетика речи была явно восточной, он даже понимал, что язык похож на японский, но японским не был, как не был и ни одним из знакомых ему языков. Звуки складывались в полную абракадабру.

Аркадий повернулся и развел руками:

– Капитан, это не японский.

– Слушай внимательно, записывай все, что он говорит, – сказал Зафаэль и протянул ему блокнот с карандашом. Аркадий удивился, но ничего не сказал. Следующие минуты старательно записывал странный набор звуков в блокнот кириллицей. Затем спина раненого дико выгнулась, изо рта уже потоком хлынула кровь и он, рухнув на скамейку, затих, теперь навсегда.

Стругацкий молча вернул капитану блокнот. Тот так же молча пожал Аркадию руку и вышел из каюты. Через минуту корабль плавно сбросил ход и остановился.

– Отойди, – сказал Аркадию вошедший в огромном прорезиненном фартуке боцман. Он легко поднял с койки мертвое тело и вынес его наружу. Вскоре Аркадий услышал негромкий плеск за бортом. Затем корабль снова начал набирать ход.

– Можем поговорить?

Зафаэль кивнул.

– Ну и для чего нужен был весь этот цирк?

Зафаэль с Герионом беседовали в рубке. Судно споро двигалось по Авачинскому заливу вдоль берегов Камчатки. Внизу, в отмытой от крови каюте, вновь спал Аркадий.

– Я ведь говорил, проверяли парнишку. Все сработало штатно, но пока он не готов к переходу.

– Слушай, вот только не надо мне эти сказки рассказывать. Снять показания с объекта можно даже дистанционно.

Хмыкнув, капитан протянул боцману блокнот с каракулями Стругацкого. Тот, листая записи, несколько раз недоверчиво поднимал глаза на коллегу, а затем спросил:

– Вы с Абрасаксом это знали?

– Скажем так, догадывались. Овчинка стоит выделки, согласись.

Вздохнув, Герион повернул штурвал.

– Знаешь, ты ведь в Хранилище не бываешь почти, у тебя своя лаборатория. А я работал с Натаном Стругацким после истории в Вологде.

– И что?

– А то, что подобные фокусы Абрасакса лишь создают параллельные миры.

Вологда – Новосибирск, 1942 год

…По платформе, навстречу прибывающему паровозу, бежали десятки, сотни людей. Из окон вагонов высовывались улыбающиеся лица мужчин и женщин, которые яростно махали встречающим руками.

Натан Залманович первым спрыгнул с подножки еще не успевшего остановиться вагона и бросился в объятья жены и Бобки, которых черт знает сколько уже не видел. Но теперь война окончена! Теперь они смогут всегда быть вместе!

Следом за ним упруго, как и учили в десанте, приземлился возмужавший Аркадий. Он был здоровый, словно Эйфелева башня, и весь усыпан орденами и медалями. Сначала сын обнял рыдающую мать, затем, как мужчина мужчине протянул могучую ладонь брату:

– Я горжусь тобой, Бобка. Спасибо, что сохранил мамочку. Вот, – он снял с груди Звезду Героя Советского Союза и прикрепил брату на китель, – носи с честью. Ты заслужил ее больше, чем я.

Они порывисто обняли друг друга, а Натан Залманович глядел на сыновей, сжимая в объятьях супругу, и не мог оторвать взгляда. Кругом бежали люди, и вот уже три девушки за минуту, несмотря на стоящую рядом супругу, успели поцеловать его в щеку, а одна сунула в руку алую гвоздику.

– Мальчики, – воскликнула Александра Ивановна, – давайте-ка двинемся в сторону дома. Мы вам такой пир приготовили – пальчики оближете!

И, обнявшись, все четверо двинулись в празднующий Победу город.

…Аккуратно укладывая тело Натана Залмановича в дьюар, приготовленный специально для него, запуская механизмы, позволяющие сохранять жизнь человеку теоретически бесконечно, Абрасакс то и дело прикладывал пальцы к вискам старого знакомого.

Ему очень хотелось, чтобы Стругацкому-старшему снились счастливые сны в его бессмертии, до самого пробуждения.

Закрыв и закрепив люк дьюара, Абрасакс привычно взялся за долото и начал с дотошностью художника выбивать на серебряном саркофаге портрет его обитателя.

Москва, 1938 год

Ровно в десять утра захожу в летную комнату. Все вскинулись, приветствуя. Каждому пожал руки, улыбаясь. Подошел к шкафчику, достал обмундирование.

Переоделся, направился к Пораю. Начальник летно-испытательной станции был угрюм, смотрел исподлобья:

– На улице минус двадцать пять. Какой, к чертям собачьим, полет? Ты, Валера, головой поехал?

– Володя, лист.

– Да машина в воздухе развалится, что ты творишь, псих? Меня под трибунал хочешь подвести?

– Володя, лист.

– Делай что хочешь, я никаких бумаг подписывать тебе не буду. Баста.

В комнату открывается дверь. Заходят двое мужчин в форме сотрудников НКВД. Капитан и лейтенант.

Обступают по бокам Порая.

Один что-то шепчет на ухо. Не сомневаюсь, что именно. Второй крепко держит его за плечо. Порай со стоном обращается к капитану:

– Ну поймите, голубчик, там ведь больше сорока недоработок.

Нагибаясь, говорю ему, глядя в глаза:

– Не бзди, Володя, мне лету – пять минут.

Протягивает полетный лист. Подписываю.

Задание знаю и так, не читаю. Без уборки шасси совершить полет на высоте шестьсот метров по маршруту «Центральный аэродром».

Капитан толкает Порая в плечо. Он со вздохом ставит свою подпись. Иду на взлетную полосу. Трое статистов остаются в кабинете.