Книга Караоке вдвоем: Хмельная страсть - Мария М. Павлова

«Новобрачные» тихонько поднялись и, стараясь по возможности не привлекать ничьего внимания, выскользнули из зала и нырнули в подкатившее к входу такси.

В дверях номера Павел взял Машу на руки и, перенеся через порог, бережно поставил на пол. Дверь за женатиками закрылась. Тишина, обнявшая их, нарушалась чуть слышным бормотанием телевизора, который утром забыли выключить.

— Джаст мэррид! — прошептала Маша на ухо Павлу и горячо поцеловала его в губы. Павел осторожно снял с Маши фату и проскочил мимо нее в комнату.

— Вот, примерь! — протянул он вошедшей следом супруге припрятанный под кроватью нарядный сверток.

— Что это? — опешила Маша. Сюрпризы не кончились?

Павел заулыбался:

— Давай, давай! Разворачивай!

Пока она разворачивала пакет, Павел приобнял ее за талию и положил ей голову на плечо.

— Ой, что это? — Маша повертела в руках непонятную красивую вещицу. Что-то невесомое и полупрозрачное.

— Вот так это носится. — Павел расправил паранджу и надел ее на Машу. Она хихикнула и подбежала к зеркалу. Из зеркала на нее призрачно смотрела сказочная красавица, черты лица которой скрывала тонкая ткань.

Павел мягко повернул Машу к себе, и сердце его забилось с удвоенной силой. Таинственное женское лицо под покровом расшитой золотыми нитками паранджи завораживало. В груди его начало разливаться горячее ощущение близости запретного плода с древа жизни…

Маша, точно уловив состояние Павла, затеяла медленный плавный танец возле зеркала. Оставшись босиком, она, мягко переступая ножками по мягкому ковру, тихонько вышла на середину комнаты. Павлу ничего не осталось, кроме как опуститься в кресло и смотреть на восточную принцессу, постепенно наливаясь жаром желания. Впрочем, азиатская страна — азиатские нравы. Внезапно Павел вскочил, раскинул руки, как влюбленный джигит, и начал отплясывать вокруг принцессы чудовищную смесь лезгинки и гопака. Принцесса, еле держась на ногах, заливисто хохотала. Наконец она обессиленно свалилась на кровать. Павел же, расходившись, пытался повторить особенно красивые элементы только что изобретенного им танца. Вконец запыхавшись, он бухнулся рядом с «новобрачной».

Мерцая взглядом из-под паранджи, Маша начала одну за другой медленно расстегивать пуговки на белом свадебном платье. Павел следил за ее пальцами и боролся с накатывающей остротой, зовущей тут же вкусить благословенный запретный плод.

Под паранджой было душно, и к тому же первая женщина, когда-то созданная из ребра Адама, не прикрывала своего прекрасного тела. Именно поэтому одежда, включая призрачный покров, была признана помехой в деле раскрепощения женщины на Востоке. Паранджа первой полетела на спинку кресла. Взмахом руки потомок Адама с воодушевлением приветствовал каждую последующую вещицу, которые сбрасывала с себя на предметы обстановки искусительница. Наконец, когда на ней не осталось ничего, кроме трусиков, Павел решил взять дело в свои руки. Но искусительница увернулась и скрылась… в душе.

Несолоно хлебавши, «Адам» вышел на балкон, под звезды.

Над неподвижным морем сгущались сумерки. Вот так же они сгущались множество веков назад, когда под звездами был только райский сад и в нем бродили один мужчина и одна женщина, не подозревая, что их ждет.

Павел ждал Машу, вглядываясь в душноватую густоту наступающей ночи.

Влажные мягкие руки легли ему на плечи.

Павел вздрогнул и обернулся. И увидел перед собой облако. Оно было тем самым, знакомым, давним. Совсем как то, что накрыло их в кинотеатре повторного фильма. И в то же время это желтое теплое облако было другим. Теперь в нем был запах моря и тысячелетней истории. Будто все жизни, прожитые людьми за сотни веков до них, чудесным образом тихо слились воедино и снизошли сюда, накрыли балкон, отель и распространились далеко по окрестностям.

Этот чувственный ареал, этот светящийся мягкий туман подчинил своей власти мужчину и женщину. Все у них получалось само собой, выходило знакомо, но непривычно, просто и необычно, естественно и внезапно.

Тело женщины ожидало прикосновений мужских рук. Она была к ним готова и все же вздрагивала от неожиданности.

Желтое и теплое. Оно повернуло время вспять. Оно вернуло Павлу юношеский трепет.

Маша схватила его ладони, а потом с невероятной силой сжала маленькие кулачки — словно впервые ощущала мужские прикосновения, с удивлением понимая, что это ее тело, ее губы, ее грудь, ее тугая плоть, и единение тоже ее… и его. Это не было праздником осознания и открытия чувств. Это было головокружительным безумием. Маша негромко вскрикивала от наслаждения, порывисто втягивая в себя воздух, как в детстве после сильной обиды, не в силах прекратить судорожные всхлипы. Но это не была обида. Это была страсть. Мужчина нежно ласкал свою женщину, боясь вспугнуть откровение желтого облака, и неотрывно смотрел на беззащитно раскинутые руки с крепко сжатыми кулачками, они действовали на него волшебно, непостижимо.

Маша не поднимала век. Но в ее глазах стоял Павел — в теплом желтом свете, и черная египетская тьма была не в силах поглотить этот свет… Облако сгустилось, собралось в глубине их сплетенных бедер, стало горячим и начало дрожать…

Через несколько мгновений сон объял воспаривших в блаженной невесомости, соединившихся для печали и радости мужчину и женщину. И был этот сон древним таинством у границы морской и небесной стихий, слившихся в темной бездонности… Мгновения складывались в часы и уносили в вечность биение двух сердец.

Телефонный звонок прозмеился в шелест райских садов.

Павел очумело завертел головой в непроглядной темноте номера. Стряхивая остатки сна, он нащупал трубку и включил ночник.

— Ну и куда же вы делись?! Подумать только! Столько усилий, а они спят себе! — услышал он возмущенный голос Милы.

— Спасибо… Да… Все было прекрасно… Мы никогда не забудем этот праздник, — пробормотал Павел и передал трубку ничего не понимающей Маше.

— Машка, что это вы смылись? Тут такое… тут такое было… — донесся до слуха Павла баритон Геннадия. Маша оторопело таращила сонные глаза.

Павел вздрогнул и стал прислушиваться. Встал с постели, зачем-то включил верхний свет и заходил по комнате, каждый раз тупо притормаживая перед закрытыми балконными дверями. Маша, так ничего и не сказав, положила трубку.

— Что у тебя с этим… Геной? — мрачно поинтересовался Павел, продолжая свою размеренную ходьбу.

«Ну чистый лев в клетке», — подумалось Маше. Сон слетел с нее, будто его и не было.

— Что у тебя… — Павел запнулся, подыскивая нужное слово, и, не найдя, продолжил: — …м-может быть с этим… с-с этим… ловеласом?! С этим… в-водолазом, черт побери!

Обида и недоумение вскипели в Машиной взбудораженной душе. С какой стати Мила звонит к ним ночью? Она не давала ей номер! И почему она вообще занималась этим праздником?