Книга Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии - Василий Бартольд

Баласагун принадлежал к числу городов, основанных согдийцами, и процесс их отюречения при Махмуде Кашгарском еще не был закончен; жители Исфиджаба, Тараза и Баласагуна говорили по-согдийски и по-тюркски. Согдийцы, как в орхонских надписях, носят название «согдак»; так назывался, по словам автора, народ, вышедший из Согда, страны между Самаркандом и Бухарой; согдаки приняли тюркскую одежду и тюркские обычаи. Вся местность от Исфиджаба (в другом месте сказано «от Тараза») до Баласагуна называлась Аргу; этого названия мы не встречаем ни в каких других источниках; по Махмуду Кашгарскому, под словом «аргу» вообще понимали ущелье, расположенное между двумя горами, и, очевидно, область Аргу получила такое название по своему местоположению между Александровским хребтом и Чу-Илиийскими горами. О согдийцах, живших дальше к востоку, не упоминается. При Махмуде Кашгарском согдийцы области Аргу, конечно, были мусульманами; совершенно нет сведений о том, приняли ли эти согдийцы ислам раньше тюрок, вообще, в чем проявилось их культурное влияние на тюркский народ, прежде чем они сами сделались тюрками по языку и одежде.

Те же самые вопросы могут быть поставлены по отношению к первоначальному, нетюркскому оседлому населению Китайского Туркестана. Только из слов Махмуда Кашгарского мы узнали, что это население еще в его время рассматривалось как особый народ и носило название «кенджек»; ни в каких других источниках этого названия нет. Кенджеки в то время были уже отюречены, но сохраняли остатки своего прежнего языка в виде некоторых слов и некоторых фонетических особенностей.

Не из Кашгара, а из Баласагуна произошло в конце X века завоевание тюрками пограничного государства иранско-мусульманского мира — государства Саманидов. Упоминается сначала о занятии Богра-ханом Харуном, внуком принявшего ислам Сатук Богра-хана, Исфиджаба, или Сайрама, где, по-видимому, находилось небольшое тюркское владение или владение под управлением тюркской династии; потом, в 992 году, состоялся первый успешный поход Богра-хана на Самарканд и Бухару. Обстоятельства заставили завоевателей временно отказаться от своих завоеваний и вернуться в Баласагун, где Богра-хан в том же году умер; но по миру, заключенному несколько лет спустя, в руки Караханидов перешли все владения Саманидов к северу от долины Зеравшана. Еще через несколько лет, в 999 году, Караханиды снова заняли Самарканд и Бухару; попытки последнего Саманида восстановить власть своей династии (в начале XI века) уже не могли сколько-нибудь серьезно поколебать установившееся в стране тюркское господство.

Вообще попытки Саманидов поднять народные массы для защиты иранской государственности от внешнего врага не имели успеха. Некоторыми представителями мусульманского духовенства даже был провозглашен принцип, что народ обязан принимать участие в защите страны только тогда, когда мусульманская страна подвергается нашествию кафиров. В духе этого принципа доказывалось, что раз Караханиды — мусульмане и не было никаких причин ожидать, что при их господстве мусульманскому населению будет хуже, чем при господстве Саманидов, то мусульманам нет никакого основания «подставлять себя для убиения».

И в других отношениях обстоятельства не были благоприятны для организации единодушного отпора иранского населения тюркским завоевателям. Иранская Средняя Азия в домусульманский период не знала сильной монархической власти; власть здесь находилась в руках землевладельческой аристократии; страна разделялась на множество мелких княжеств, причем князья были только первыми землевладельцами своего княжества и, подобно землевладельцам-аристократам, назывались дихканами; иногда княжеская власть временно исчезала совсем. Иранское дихканство оказывало влияние и на тюрок, встречаются дихкане с тюркскими титулами. При исламе этот аристократический строй, как и в Персии, постепенно разлагался под влиянием развития городской жизни, установления сильной монархической власти и бюрократической централизации; вместе с вытеснением местных иранских наречий персидским языком в Среднюю Азию переносились традиции сасанидской государственности, и сами Саманиды приписывали себе происхождение от Сасанидской династии. Деспотические стремления Саманидов не могли не вызвать мятежного настроения в аристократии, и есть известие, что Богра-хан был призван в Маверан-нахр дихканами. Есть основание думать, что дихкане в первое время действительно извлекли пользу от завоевания страны тюрками. Мы знаем со слов географа Макдиси, что в конце X века традиции дихканства в хозяйственной жизни больше всего сохранялись в области Илак, в долине Ангрена к югу от Ташкента, но политического значения дихкан Илака уже не имел; при Караханидах появляются монеты, чеканенные илакским дихканом, что указывает на восстановление его политического значения.

Завоевав Мавераннахр, Караханиды в первое время не жили в главных городах этой области — ни в Бухаре, столице Саманидов, ни в Самарканде. Местопребыванием первых владетелей Мавераннахра из династии Караханидов был не имевший прежде большого значения пограничный город Уз-генд; здесь, в непосредственном соседстве со своими прежними владениями, Караханиды, очевидно, чувствовали себя безопаснее, чем в центре завоеванной ими области, где через несколько лет все-таки появились некоторые признаки народного движения в пользу Саманидов. Для названия «Уз-генд» была придумана не совсем удачная тюркская этимология уз кент — «наш собственный город», хотя город существовал и до тюркского завоевания. Тюркское название получил и главный город северной части Мавераннахра, где тюркских элементов, конечно, было больше, чем в южной, — Бинкет, главный город области Чач, или, по иранскому произношению, утвердившемуся впоследствии и в местной книжной литературе, — Шаш. Вместо названия Бинкет уже в XI веке, как мы знаем из сочинения Бируни, существовало тюркское название «Ташкент» — «Каменный город», хотя каменных пород в этой местности почти нет; в литературе есть несколько попыток объяснить этот странный факт, но эти попытки остаются произвольными догадками. У Махмуда Кашгарского приводится также сокращенное тюркское народное название Ташкента — Теркен; из этого же сочинения видно, что уже в то время существовала тюркская народная этимология названия Самарканд — самизкент — «жирный (то есть богатый) город».

Отказ от поселения в Самарканде и Бухаре не означал отказа Караханидов от дальнейших завоеваний на западе, откуда к ним пришла не только религия, но и материальная культура и богатства. Движение на запад обещало гораздо больше выгод, чем борьба на востоке и севере с тюрками, не принявшими ислама, тем более что в мусульманских странах, как мы видели, были отдельные партии и группы, встречавшие Караханидов как союзников. Вследствие своего недавнего обращения они были более ревностными мусульманами, чем правители переднеазиатских областей; здесь защитники веры ждали прибытия правоверных завоевателей с востока, которые бы уничтожили господство захватившей власть в Багдаде династии Бундов[67]. Тюрки на востоке, как берберы на западе, вообще выступали в роли защитников религии в тех странах, где представители религии вели борьбу с правительством. Махмуд Кашгарский приводит хадис, в котором, со слов пророка, самому Аллаху приписаны слова: «У меня есть на востоке войско, которое называют тюрками; когда я разгневаюсь на какой-нибудь народ, я посылаю их на него».