Книга Виролюция. Важнейшая книга об эволюции после "Эгоистичного гена" Ричарда Докинза - Фрэнк Райан

Уже на продвинутой стадии моих изысканий я обнаружил: знаменитый Феликс д’Эрель, один из открывателей бактериофагов, признанный «отец» и молекулярной биологии, и вирусологии, весьма живо защищал идею о способности бактериофага выступать в качестве партнера в симбиозе. Но те, кто занимались эволюционной вирусологией, попросту проигнорировали эту идею. Несомненно, тому были причины, коренившиеся в разногласиях между дарвинизмом и симбиогенезом на тогдашней стадии развития обеих теорий. Вышло так, что вирусология и теория симбиоза сделались отдельными, практически игнорирующими друг друга дисциплинами. Хотя столь крупные специалисты, как Ледерберг и Эссекс, с энтузиазмом говорили о возможности симбиоза во взаимоотношениях вируса с носителем, эта идея не была принята большинством ученых из той и другой областей.

Насколько я знаю, никто и никогда не читал докладов о вирусах ни на единой конференции Международного общества по изучению симбиоза, проводимой раз в четыре года. Несмотря на чрезвычайную важность исследования бактерий для симбиологии — что давно привело симбиологов к рассмотрению бактерий как симбионтов, — ни в книгах, ни в докладах, ни в журнальных публикациях я не смог найти никаких свидетельств того, что вирусологи-эволюционисты хоть раз обращали внимание (я уже не говорю про серьезные исследования) на динамику симбиоза с вирусами.

Для некоторых читателей, в особенности не занимающихся наукой, тоже может показаться странным взгляд на вирусы как на симбионты. Разве вирусы — не жуткие патогены, абсолютно эгоистичные разрушительные генетические паразиты? Конечно, они паразиты, но рассматривать их лишь как паразитов — это не видеть целого. В конце концов, паразитизм — тоже разновидность симбиоза.

Несомненно, агрессивный симбиоз в стадии «выбраковки» — исключительно неприятное явление. И к сожалению, если искать его примеры в природе, то они находятся без труда. Один из вероятных примеров — это битва за территорию между британской рыжей белкой и ввезенной из Америки серой белкой, угрожающая вымиранием рыжей белки на территории Великобритании. Сперва натуралисты полагали: серая белка выигрывает битву за выживание, поскольку она больше и агрессивнее аборигенной рыжей. Но теперь известно: серая белка — носитель вируса беличьей оспы, для серой белки безвредного, но смертоносного для рыжей. Вирус легко переходит на рыжих белок, вступая в агрессивный симбиоз с ними. Как и вирус кроличьего миксоматоза, распространение вируса беличьей оспы сопровождает распространение серых белок.

После публикации «Вируса X» я продолжил работу над развитием и доказательством концепции вирусов как симбионтов. В свете эпидемии СПИДа, которая все больше завладевала моими мыслями, я понял, насколько важным может быть правильное понимание симбиотических возможностей вирусов для людей. Понимание это зародилось в беседе с Максом Эссексом, когда мы обсуждали возможные пути перехода ретровирусов от одного вида к другому. В то время я уже знал, что носителями ретровирусов могут быть и обезьяны, и люди, и коровы, и куры, и грызуны. Я спросил, насколько же ретровирусы распространены в природе.

— Они везде, и, несомненно, их куда больше, чем мы обнаружили на сегодняшний день, — ответил он.

— Отсюда следует, что они сосуществуют с нами уже очень долгое время?

— Да, скорее всего, так оно и есть.

Как уже писалось здесь, СПИД вызывается ретровирусом и, с человеческой точки зрения, действие этого ретро-вируса на человечество имеет далеко идущие последствия. Если я не ошибаюсь в моих рассуждениях, СПИД — эволюционный феномен. В самом деле, даже из нашей беседы с профессором Эссексом можно сделать однозначный вывод: СПИД — лишь последняя в ряду подобных ретровирусных инфекций человечества, поражавших и наших далеких дочеловеческих предков. И каждая такая инфекция влекла за собой эволюционные последствия. Если оно так на самом деле, можно ли экстраполировать эволюционные уроки, преподанные нам СПИДом, на прошлое? Можно ли использовать знание о СПИДе для выяснения того, насколько вирусные инфекции определили эволюцию человечества?

Я начал искать подтверждение своей идеи. Но она казалась слишком новой и шокирующей, многие ученые отказывались даже обсуждать ее. Но в последующие годы я нашел четыре научных группы, занимавшиеся поисками свидетельств о существовании в прошлом «выбраковок» человечества посредством вызванной вирусами болезни. Все четыре группы, сравнивая митохондриальные и ядерные гены человека и шимпанзе, нашли доказательства таких «выбраковок». Тогда я принялся копать глубже, отыскивая доказательства работы естественного отбора на уровне партнерства во взаимодействии ВИЧ-1 и человеческого генома. Но интересующие меня данные появились только в 2004 году — в виде статьи в «Нейчур». Статья называлась «Доминирующее влияние HLA-В на возможную коэволюцию ВИЧ и HLA»[25]. Использование термина «коэволюция» в статье весьма значимо. Аббревиатурой HLA обозначаются антигены лейкоцитов человека — это производные группы генов в шестой хромосоме, играющие ключевую роль в иммунной системе организма. HLA-В и HLA-A обозначают два таких гена, помогающие нашему телу отличить свои, произведенные телом белки от белков, произведенных чужеродными пришельцами, такими, как вирусы. В статье сообщалось о нескольких важных результатах наблюдений. Прежде всего скорость прогрессирования СПИДа сильно зависела от экспрессии гена[26] HLA-В, но не от экспрессии HLA-A. То есть в естественном отборе при взаимодействии человека и ВИЧ-1 доминирующее эволюционное влияние на вирус оказывал именно ген HLA-В, а не HLA-A. С точки зрения человеческой и медицинской, это значит, что чаще всего СПИД будет поражать людей-носителей определенного вида генов HLA-B.

Говоря просто и прямо, тут мы наблюдаем явный пример естественного отбора на уровне симбиотического взаимодействия вируса и его носителя-человека в условия пандемии СПИДа.

Мы разговаривали с Эссексом и об удивительном открытии ретровирусной ДНК в человеческом геноме. В нем содержатся и цельные вирусные ДНК, и обрывки их, а также их производные, которые, возможно, играют важную, хотя еще и не до конца понятную роль.

Я спросил, в чем, по его мнению, эта роль.

— Я не могу сказать, в чем она, — ответил он, — но смею предположить: наверняка эти участки вирусной ДНК в геноме человека небесполезны и сохранились в силу исполнения ими некой практически важной функции.