Книга Командарм. Позади Москва - Олег Таругин

Ко всему прочему, в тылу всерьез усилилась деятельность их разведгрупп, благо лесов здесь хватало. Поразительно, но русские разведчики, похоже, не столько именно разведывали, сколько при первой же возможности производили диверсии! Причем везде, куда только могли дотянуться! О нападениях на крупные железнодорожные мосты пока не сообщалось, видимо, диверсанты просто не рисковали связываться с серьезно охраняемыми объектами, этим занимались русские бомбардировщики, но переправы даже через самые невеликие речки и овраги уничтожались с завидным постоянством. Плюс регулярное минирование дорог и ночные – а порой и совершаемые в светлое время суток, что и вовсе не лезло ни в какие ворота! – нападения на тыловые колонны, стоянки и рембаты. Не сказать, что потери от этого в масштабах армии оказывались столь уж серьезными, но настроения среди личного состава вспомогательных частей становились все более и более тревожными. Люди начинали бояться, что уже само по себе являлось крайне нехорошим признаком…

Последним же, что приводило генерал-лейтенанта в серьезное уныние, были действия вражеской авиации. В отличие от первых суток наступления, когда люфтваффе и на самом деле плотно контролировала небо, сейчас ситуация изменилась. Пока еще не радикально, но тем не менее. Откуда большевики взяли столько истребителей, в том числе новой конструкции, оставалось только догадываться, но с авиаподдержкой у «2. Panzerarmee» становилось все хуже и хуже. Если раньше «Ю-87» могли безнаказанно перемешивать с землей советские позиции или атаковать на марше войсковые колонны, вызывая прикрытие лишь в экстренных случаях, то уже буквально через пару дней все стало куда как хуже.

Модель, разумеется, понятия не имел, что именно думает об этом господин генерал-фельдмаршал Кессельринг, командующий Вторым воздушным фронтом, в ходе «Тайфуна» обеспечивающим превосходство в воздухе, но начинал всерьез подозревать, что и его планы если уже не претерпели серьезных корректив, то это наверняка произойдет в самое ближайшее время. А ведь у русских, как выяснилось, имелись не только истребители, но и штурмовики, и бомбардировщики! Которые тоже не упускали удобного случая пощипать идущие к передовой колонны или отбомбиться по тыловым частям, ввиду выдерживания темпа наступления старавшимся не особенно отставать, что неминуемо приводило к скученности, множеству заторов и неразберихе. А куда деваться? Пусть настоящая распутица пока не началась, первые дожди уже прошли, и потому двигаться приходилось исключительно по магистральным дорогам, поскольку с технической стороны большинство тыловых служб просто не могло похвастаться особой проходимостью. И ладно бы только днем! Но русские ухитрялись вылетать на бомбардировки даже ночью, используя для этого свои допотопные аэропланы, словно пришедшие из времен Первой мировой! Вот только сброшенные этими тихоходными этажерками бомбы взрывались, к сожалению, ничуть не хуже, чем те, что несли в бомболюках более современные машины, и убивали тоже не менее успешно!

Правда, погода с каждым днем портилась все больше и больше, небо все чаще затягивало низкой облачностью, так что скоро, очень на то похоже, авиация и вовсе отойдет на второй план. С одной стороны, это хотя бы частично избавит их от вражеских бомбардировок, с другой – лишит наземные части собственной авиаподдержки…

Бросив на скомканный бланк радиограммы еще один мрачный взгляд, генерал-лейтенант протянул руку к трубке полевого телефона. Пожалуй, нужно срочно переговорить с Гейнцем, причем лично. Конечно, Гудериан сейчас достаточно далеко отсюда, километрах в двадцати, но Вальтеру вовсе не обязательно все время торчать на передовой, дивизия, несмотря на потерянный темп наступления и серьезные потери, работает, как прекрасно отлаженный механизм. А доверять содержание разговора телефонной линии или даже радиосвязи он не хотел. Прошедший Великую войну и получивший на ней капитанский чин, два железных креста и несколько ранений Модель сейчас с особой остротой ощущал, что что-то идет не так. Очень сильно не так. И вовсе не хотел оставаться крайним…

Да, стоит отдать приказ приготовить машину и сопровождение, до утра вполне можно успеть обернуться. Но выезжать нужно немедленно, все-таки два десятка километров по этому ужасающему грязному месиву, изрытому глубокими колеями, которое большевики ухитряются искренне считать «грунтовыми дорогами», это совсем не шутка…

Разумеется, генерал-лейтенанту было невдомек, что поездка в штаб «2. Panzerarmee» окажется последней в его жизни. И ему уже не придется ни застрелиться весной сорок пятого, ни попасть в материалы Нюрнбергского процесса в качестве одного из самых жестоких по отношению к мирному населению СССР нацистских военачальников, проводивших тактику выжженной земли и чудовищные массовые расправы над гражданским населением и военнопленными.

Заслуги Кобрина в этом не окажется. История все стремительнее и стремительнее менялась и без его участия, хоть он и оказался одним из тех, кто запустил этот процесс. Модель погибнет вовсе не в танковом бою, а сегодняшней ночью будет в клочья разорван пятидесятикилограммовой авиабомбой, сброшенной легким ночным бомбардировщиком – одной из тех самых «тихоходных этажерок», о которых он только что размышлял…

Интерлюдия

Лейтенант ГБ Виктор Зыкин, район Вязьмы, октябрь 1941 года

До штаба 24-й армии видавшая виды «эмка» доехала, прямо скажем, на честном слове. По дороге лейтенант Зыкин несколько раз был практически уверен, что машину придется бросать, подыскивая подходящую замену, благо с его нынешними полномочиями подобное не составляло ни малейшей проблемы, но повезло. Добрались-таки. Правда, когда автомобиль остановился возле пропускного пункта и сидящий за рулем сержант, обернувшись, развел руками, Витька понял, что на сей раз – все. Теперь уже точно и навсегда. Отъездилась. С другой стороны, чему удивляться? За эти дни они неслабо поколесили по прифронтовым дорогам, которые куда правильнее было бы называть исключительно «направлениями». Почему «поколесили»? Исключительно во исполнение полученного еще в столице приказа: не ставя никого заранее в известность, объездить штабы находящихся на острие немецкого удара армий с целью выяснения, не произошло ли в ближайшие дни с их командующими чего-либо необычного. Впрочем, Витька-то прекрасно понимал, что именно скрывается под этой расплывчатой формулировкой. «Необычное» – это, предположим, ежели командарм внезапно сознание там потерял или говорить да вести себя стал как-то иначе.

Но ничего подобного в первые дни «инспекции» не отмечалось, так что вымотавшийся до крайнего предела Зыкин уже собирался запросить разрешение на возвращение, поскольку особого смысла и дальше нарезать круги по ближним тылам, почем зря тратя драгоценный бензин, не видел. Особенно после начала немецкого наступления, когда в воздухе снова появились знакомые еще по летним боям фрицевские самолеты и они с водителем дважды попали под авианалет. Сперва, когда следовали в составе армейской колонны, налетели пикировщики, а затем за одиночной машиной увязался находящийся в свободном поиске «сто девятый». Правда, гансам оба раза не повезло. На помощь атакованной колонне практически сразу прилетели советские истребители, чей аэродром по счастливой случайности находился буквально в нескольких километрах, поэтому подлет вражеских бомберов загодя засекли воздушные наблюдатели, решившие, что те прилетели по их душу. В итоге немцы потеряли три самолета и, неприцельно вывалив в чистом поле остаток бомб, торопливо убрались восвояси, благо их никто не преследовал. Ну, а от «худого» удалось оторваться, свернув с дороги под деревья, так что отделались легким испугом, парой дырок в крыше и капоте да выбитым боковым стеклом. Последнее оказалось самым неприятным: в машине и до того было не шибко тепло, а теперь и вовсе задувало, мама не горюй…