Книга Когда воскреснет Россия? - Василий Белов

Мода на чужеземные обычаи, несомненно, сильна и, на мой взгляд, весьма зловредна для православного, воцерковленного человека, это не надо и доказывать. Но говорить о моде в политике приходится то и дело… О моде на инородную экономику надо писать отдельно, хотя суть ее та же, что и прочего чужебесия.

К несчастью, появилась уже и мода на бесстыдство. Что может чувствовать здравомыслящий человек при виде целующихся на улице, да еще демонстративно? Наверное, отвращение, больше ничего. Понятие стыда никому, наверное, не надо объяснять и разжевывать. Увы, кое-кому надо и объяснять, и разжевывать, поскольку мода на бесстыдство внедрилась каким-то образом в человеческий быт и даже в профессиональное искусство, а не только в стихийно-народное. О народной музыке и музыкальных инструментах мне уже приходилось и говорить, и писать. (Не буду повторяться, хотя и следовало бы, потому что разложение общества и разрушение государства происходит сейчас больше именно через музыку, нежели через печатное слово.)

Однако бесстыдство, в том числе музыкальное, не ходит по миру без помощи печатного слова. И тут сразу приходит на ум реклама. Моде на потребление наркотиков, к примеру, на женское курение и на молодежное пиво, моде на проституцию подвержены больше женщины (словечко «проститут» еще не вошло в быт, но «сутенер» давно в действии). О рекламе и средствах массового оглупления граждан следовало бы создавать целые научные диссертации, достойные самых престижных премий. Только даются-то награды, скорее, наоборот, т. е. тому, кто самый нахальный. Судите сами: все ведь теперь на виду…

Конечно, с позиции либерализма всех рассуждающих подобным образом следует называть не менее как духовными санкюлотами, мизантропами. Стоит сказать против дурной моды — хотя все моды подряд дурны, и вас тут же те же газетчики «МК» обзовут мракобесом. Либерал-демократ готов обвинить в обскурантизме любого, кто осмеливается проявить голос, кто думает не по-сатанински, а по-христиански. В глазах либерала ханжой выглядит и монах, и священник. Возьмем женскую, особенно русскую женскую приверженность к чужебесию. Стоит хоть слово сказать о коротеньких, едва дотягивающих до ягодиц юбчонках, и тебя тут же обзовут отсталым, некультурным либо обскурантом, то есть противником прогресса вообще. Между тем такие юбчонки, да еще на широте, коя соответствует отрицательной среднегодовой температуре, приводят миллионы прекрасных здоровых девушек в урологические кабинеты. Такие моды, игнорирующие зимний мороз, лишают миллионы людей счастья деторождения и здорового супружества. Увы, либерал за такие слова сочтет по меньшей мере противником женского равноправия. Но какое же тут усмотрено равноправие? Право на продолжение рода принадлежит не одним женщинам-суфражисткам, но и мужьям нормальных женщин. Оставим пока не только нравственную, но и медицинскую сторону нашего разговора. Не дай Бог, могут приписать автору «сексуальную озабоченность», кто-кто, а либералы-то приклеивать ярлыки мастера. Умеют, ничего не скажешь…

Древо зла

Однажды отказалась Россия от обычного двенадцатимесячного, то есть годового, отсчета времени. Решительно перешла она сразу на пятилетний отсчет. Размах получился необычайный!

Пятилетка, пятилетка, Пятилетка, молодежь. Из-за этой пятилеточки В сыру землю уйдешь.

Так пели девчонки, которых заставили рубить и возить тяжелые бревна, ночевать в лесных бараках вместе с мужским полом. Примерно тогда же родилась и другая девичья песенка:

Задушевная подруга, До чего мы дожили, Из-за честности на девушек Налог наложили.

Пятилетки пташками полетели над нами. «Сократились века!» — говорили православные люди. Пятилетние порции отсчета быстро устарели, и Россия, подтверждая правоту Иоаннова откровения, быстро перешла на семилетний отсчет.

Да, время — философская, вернее, религиозная категория. С такими понятиями шутки плохи…

Почему я говорю об этом? Еще в начале 80-х годов в статье «Против зеленого змия» пытался я сказать, какое великое древо зла вырастает на русской земле, как быстро и глубоко пускает оно в нашу землю свои корни, как много мерзких плодов цветет на его ветвях, овеваемых безбожными вихрями. С тех пор проскочили три пятилетки. Интернациональная власть и ее троцкистское окружение не только не рубили зловещие корни дерева зла, но всячески удобряли безблагодатную почву. Зеленый змий с каждым годом все комфортнее устраивался в кроне, укреплялся на мощных его ветвях, и русский народ не знал, каким топором рубить это могучее дерево зла и страданий.

И впрямь, с какого боку подступиться, чтобы срубить и спастись? Нельзя говорить, что не было опыта, что народ сам виноват. Неправда, опыт был! И этот опыт всегда исходил из православной веры. Впрочем, еще до святого креста, поставленного на киевских горах апостолом Андреем Первозванным, — у русских язычников не было пиетета перед хмельными напитками. Эту истину доказывают былины и народные песни, дошедшие до нас из глубочайшей древности. И напрасно приписывают св. Владимиру высказывание по поводу пьянства, дескать, с него пошло это «веселие на Руси» есть питие. Клевреты зеленого змия изощрены в демагогии. Они намеренно забывают, что св. Владимир, говоря о красоте и веселии, говорил о вере, не зря же он и избрал для русских как раз Восточное Христианство. Не позарился он на латинскую веру или на мусульманскую, позволявшую объявлять джихады. И тем более не мог позариться он и на иудейскую. Знал он или только чувствовал разницу между иудейским законом и благодатью? О той потрясающей разнице между законом и благодатью, о которой так вдохновенно и так ясно сказано митрополитом Илларионом в своем «Слове», многие православные не знают и до сих пор, особенно те верующие, которые склонны к экуменизму. А в более поздние (передние) времена разве не боролся народ со своим губителем — зеленым змием и с древом зла? Припомним хотя бы созданную русским народом убийственную сатиру на пьяниц, сатиру на тех, кто способствовал — спаиванию: о власть ли предержащих речь, о монахах ли, о белом ли духовенстве, допускавшем пьяные праздники. Так что не надо сваливать свою собственную личную беду на народ. (Это я говорю о пьяницах-патриотах, о пьяницах-демократах, о любой власти, начиная с монархической, которая держится на пьяном бюджете. Нет, народ испокон веку как раз боролся с любым зельем, табак это или водка, или гашиш, или новейшая наркотическая химия.

Всегда пили? Чушь! Во-первых, не всегда и далеко не все, во-вторых, и сами пьющие проклинали зеленого змия, как соловья-разбойника, угнездившегося в кроне дерева зла. В этом смысле не лишним будет сказать, что происходило в народе и государстве русском, когда шла война с Германией и царь Николай, ничуть не боясь за государственный бюджет, разрешил бороться с зеленым змием самому народу. И народ разделался со своим мучителем по-своему, жестко и определенно: то есть установил сухой закон. А как было иначе?

Вот как говорилось в своде морских правил поморов — Устьянском правильнике: «Всем ведомо и всему свету давно проявлено, какая беда пьянство. Философы мысль растрясли и собрать не могут. Чины со степеней в грязь слетели. Крепкие стали дряблыми, надменные опали. Храбрые оплошали, богатые обнищали. Вняться надобно всякому мастеру, какова напасть — пьянство. Ум художному человеку губит, орудие портит, добытки теряет. Пьянство дом опустошит, промысел обгложет, семью по миру пустит, в долгах утопит. Пьянство у доброго мастера хитрость отымает, красоту ума закоптит. А что скажешь пьянство ум веселит, то коли бы так кнут веселит худую кобылу».