Книга Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура - Эрик Чемберлин

У системы гильдий было множество недостатков. Более богатые гильдии властвовали над более бедными и даже норовили не допускать их в органы муниципального управления. В итальянских городах трения между гильдиями длились постоянно, перерастая из простого соперничества в кровавые схватки, причем более крупные прилагали все усилия, чтобы их положение оставалось неизменным. В целом гильдии процветали в городах богатых, а города бедные и сельские местности ими игнорировались. Они как само собой разумеющееся осуществляли контроль над своими членами, причем в таких формах, к которым нынешние, даже самые тиранические, профсоюзы не рискнули бы прибегнуть и в чрезвычайных ситуациях. И все же, со всеми своими недостатками, они поддерживали сплоченность общества, а когда они исчезли, разверзлась пропасть между немногими и многими, между нанимателем и нанимаемым. В Европе появился новый класс: бездомные, безземельные, безработные бродяги (см. рис. 46), «крепкие нищие», которые при иных обстоятельствах были бы крепкими работниками.

Рис. 46. Бродяги. Из «Корабля дураков» Баркли. 1509 г.

Они объявились в большом количестве на севере, особенно в Англии. Причин было несколько. Истребление монастырей не только разрушило прибежища истинных бедняков (а также лентяев), но и отняло источник дохода у громадного числа людей. Эти огромные структуры были крупнее многих примыкающих и работающих на них деревень, и ведение хозяйства в них поглощало существенную часть имеющейся рабочей силы. Но самую большую долю составляли жертвы новых с размахом проводившихся в жизнь способов производства, что в сельской местности выражалось в «огораживании», то есть отъеме, общественных земель. Крестьяне, согнанные с места, принужденные стать поденщиками (если для них вообще находилась какая-то работа), повторяли судьбу униженных, опустившихся городских ремесленников. Власти, то ли игнорируя истинные причины, то ли не понимая их, обращались с крепкими нищими словно с преступниками. Некоторую заботу о них проявляли, но делали это, из принципа, таким отвратительным образом, что человек предпочитал бродяжить и голодать, а то и превращался в настоящего преступника.

Сам интеллектуальный дух Ренессанса стал трагической причиной деградации простого работника. Раньше образование, пусть не слишком обширное, было доступным для всех классов. То есть существовало, по крайней мере, равенство в невежестве. Новые методы образования потребовали специализации: в основе ее лежали греческий и латынь, а целью стало глубокое изучение давно умершей цивилизации. Ни один рабочий не мог и надеяться прикоснуться даже к краешку этого прекрасного нового мира воспарившего разума.

«Лишь люди благородного происхождения могут обрести совершенство. Бедняки, те, кто работает руками и не имеет времени развивать свой ум, не способны на это». Так объявил Лоренцо ди Медичи, великий покровитель искусств. Утверждение грубое и точное, выражающее отношение верхов к низам. Впрочем, бывали исключения. Люди выдающегося таланта, будь то художники или купцы, могли подняться в верхние слои общества, но, перейдя черту, они полностью отделялись от своих корней и тем лишь поддерживали социальный разрыв. Художник становился выше ремесленника, хотя ранее они находились в одном ранге. Прославившиеся во всей Европе живописцы, скульпторы и архитекторы вышли из тех же скромных мастерских, где учились ремеслу маляры и каменщики. Но если одних привечали принцы, то другие уходили глубже во мрак безвестности, их умения и знания становились все уже, а жизнь скуднее. Платой за красоту памятников эпохи Возрождения оказалось тоскливое убожество промышленных городов XIX века. Художнику по-прежнему приходилось быть и хорошим ремесленником, но ремесленнику не было нужды оставаться художником, а ведь именно он в конечном итоге построил эти каменные трущобы промышленных городов и произвел всю их обстановку.

Сельский работник

Крепостничество почти исчезло во всей Европе. Оно на два столетия пережило феодальную систему, его породившую. Однако, например, в Шотландии оно просуществовало до 1799 года, когда получили свободу крепостные работники соляных и угольных копей, а в Англии еще в 1561 году герцог Норфолкский мог объявить любого мужчину своим крепостным рабом. Но как действующая всеобщая система оно отмерло, и, по крайней мере теоретически, рабство навсегда ушло с континента, и все люди стали свободными. На деле то, что пришло на смену крепостной зависимости, было едва ли не хуже. Крепостной был рабом лишь по отношению к своему господину, а в отношениях с другими людьми он обладал всеми правами вольного человека. Даже некоторыми привилегиями. Крепостной мог даже стать рыцарем. Этот факт признавался законом, который оговаривал, что, приобретя рыцарство, он автоматически становился свободным. Его нельзя было привлечь к исполнению контракта, и многие свободные люди вдруг обнаруживали, что документ соглашения в их руках становится бесполезной бумажкой, когда тот, с кем оно честно было заключено, разрывал договор, ссылаясь на свое крепостное положение. В обмен на службу господин нес в отношении крепостного некоторые минимальные обязанности. Так что шотландские рудокопы не слишком обрадовались, получив свободу. Они сочли ее просто господской уловкой, чтобы не платить традиционную награду жене крепостного, полагавшуюся ей за рождение ребенка.

Никто не считал себя обязанным нести ответственность за благополучие крестьянина, лишенного даже слабой защиты гильдии. Земля, которую он обрабатывал, никогда ему не принадлежала. Собственность на нее делилась и дробилась, тот, кто жил на ней, сдавал кусочек еще кому-то, но закон гласил, что, несмотря на все проделки и расточительность землевладельца, его право на землю остается неоспоримым. Новые купцы скупали земли, потому что это был один из немногих доступных им способов подняться по социальной лестнице, который законы не воспрещали. Они показали себя не более компетентными хозяевами, чем предыдущие знатные господа, расточавшие состояния при дворе. Земли приходили в упадок, но именно пахарь, а не землевладелец платил налоги. Именно он, его соседи и сыновья составляли хребет армии. В годы позднего Средневековья появилась тенденция молчаливо считать владельцем земли того, кто ее обрабатывал, но по мере того, как росла стоимость земли, права первоначальных владельцев были возрождены. В Англии йоменов защищало разумное правительство, как «основу армии и главное обеспечение сбора налогов», но к середине XVI века в стране насчитывалось столько же мелких собственников, сколько арендаторов. Последним повезло меньше. Огромные состояния, которые можно было сколотить на производстве шерсти, привели к тому, что землевладельцы сгоняли арендаторов с насиженных мест и отдавали ее под выпас овец. Елизавета I запретила землевладельцам иметь больше 2 тысяч овец, и, хотя от исполнения правительственных эдиктов уклонялись столь же рьяно, сколько их исполняли, все-таки это была мера контроля, направленная на защиту маленьких людей. Английский сельский работник наслаждался относительным комфортом и безопасностью. Он не мог оставить место найма до истечения года и даже тогда лишь по получении сертификата от хозяина, а во время жатвы его вообще могли затребовать обратно. Но при этом хозяин не имел права уволить его без предупреждения и плату за его труд устанавливал местный мировой судья. В его рацион входило мясо, так же как непременная соленая рыба, а предоставляемые напитки были крепкими и разнообразными.