Книга Правила игры в чудо: Растет ли в подмосковном лесу дерево желаний? - Валерия Веселова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока отдыхали, она рассказала детям, что встречаются деревья, которые исполняют любые желания. Дерево такое обязательно растет в необычном месте — у святого источника, например, или рядом с дольменами, как под Геленджиком. Чтобы желание исполнилось, нужно привязать к ветке веревочку и очень-очень сильно захотеть, чтобы сбылось загаданное. И постараться никому про желание не рассказывать. Ну, может, только кому-то самому-самому близкому. И тогда дерево непременно все выполнит.
— Все-все-все? Даже самое несбыточное? — с надеждой спросила Мила.
— Даже самое несбыточное, — подтвердил Иван.
— И это дерево тоже волшебное, правда? Оно нам Кирилла нашло. Значит, действительно любое желание… — Мила задумалась.
— Точно тебе говорю, загадывай, что захочешь, все сбудется. Ну, кто первый?
— Мам, но у нас нет веревочки, — с сожалением сказала Наташа.
— А платочек на что? Сейчас мы его разорвем… Ну вот, как раз и вышло пять ленточек. Налетай!
Ольга протянула полосочки детям, потом посмотрела на мужа:
— Ну, а ты что же, у тебя нет желаний?
— И не одно! — Иван взял у жены ленточку.
— А хоть миллион! Сколько узелков завяжешь, столько и сбудется, — Ольга хлопнула себя ладонью по голове, — что же это я, про узелки забыла! Мила, Наташа! Кирилл! Подождите! — крикнула Ольга и поспешила к дубу.
…Домой возвращались в темноте и в полусне. На въезде в город застряли в пробке и почему-то проснулись. Водитель торопился, поэтому высадились на МКАДе.
Почти сразу подошел № 165. Автобус Рукавишниковых немного встряхнул. На остановке ввалились футбольные фаны и во весь голос заревели свои речевки. Слов было не разобрать. Однако по отрешенным глазам болельщиков можно было понять, что слова эти самые важные в их жизни.
И Рукавишниковы остро почувствовали, что у них есть своя жизнь. Не лучше, может быть, но и не хуже. Просто другая.
Чего не знают лечащие врачи
Иван настраивался на разговор с непонятным, нелепым человеком Носиком В. П. Делал он это так.
Во-первых, совершил обход своих больных. В целом ничего особенного за два дня не случилось. Жалоб, записок под дверью и вновь поступивших не оказалось.
Во-вторых, подготовил четыре выписки. Потом исписал по полстраницы в историях болезней пяти выздоравливающих. Еще один случай был потяжелее, поэтому Иван исписал целый лист, поразмыслил и вернулся в палату, где недавно побывал с обходом.
Больная Таня Т., пятнадцати лет, не улыбнулась ему, как обычно.
— Ну-с, Таня, я все-таки еще раз хочу поговорить с тобой насчет выписки. Точнее, невыписки. Думаю, тебе следует задержаться у нас. Хотя бы до конца недели. Понаблюдаем тебя, а в пятницу примем решение. Идет?
— Я здорова, Иван Алексеевич, — ответила Таня. — Просто… — у нее вдруг искривились губы. — Неужели же вы ничего не видите? Я вас…
И девочка, не договорив, уткнулась головой в подушку.
Горький ком подкатил к горлу. «Как неловко-то, господи…» Каждый год — два-три подобных случая, и, как правило, все довольно тяжелые: девчонки влюбляются в доброго доктора!
— Милая, милая Таня…
Нужные слова, как всегда, не находились.
— Я все понимаю, Иван Алексеевич…
«А ничегошеньки ты еще не понимаешь, милый одуванчик…»
— …И я ни на что не претендую. Особенно на манную кашу…
«Она еще шутит. Молодец девчонка!»
— …При чем тут каша — я не то хотела. Но я даже не знаю, как вам сказать… И зачем, ведь нет никакого смысла. Да?
— И не надо знать, Таня. Есть много такого, о чем лучше и не думать, поверь на слово.
— Да, я знаю. Мне и девчонки тут говорят, чтобы я это пережила, правильно?
— Правильно, неправильно… Ты многого хочешь от простого лечащего врача.
«Так, надо удирать…»
— Я с вами, Иван Алексеевич, не как с лечащим…
— Вот что, Таня. Я, собственно, на минуту, еще раз спросить, как дела, но…
— Я так и думала, что вы сбежите. Ну и ладно. Только я все равно письма вам писать буду. Я ваш адрес электронной почты подсмотрела в блокноте.
«Интересно, какой из адресов? Наташа мне сделала штук пять или шесть, а зачем, если я и одним редко пользуюсь? Так, из баловства той же Натке пишу», — думал Иван Алексеевич, и в самом деле спасаясь бегством.
Во всяком случае, он шел так быстро, что в коридоре чуть не сбил с ног нянечку с ведром и шваброй.
В ординаторской никого не было. Иван посидел с минуту, закрыв лицо ладонями, затем взялся за телефон. Нужный номер он почему-то помнил отлично, хотя никогда не отличался памятью на подобные вещи.
На этот раз слышимость была замечательной, и Носик с Иваном без недоразумений договорились о встрече, чтобы переговорить о том деле, которое теперь уже и Иван Алексеевич считал важным. Может быть, главным для себя сегодня.
Дальнейшее течение рабочего дня доктора Рукавишникова было подчинено распорядку, установленному частично благодаря общим правилам, принятым в больнице, но в основном — благодаря ему самому. Ничто постороннее, не связанное с интересами больных, в эти правила не вписывалось, а если и вторгалось без спросу, то жестко изгонялось.
Может, за это и ценили его на работе. Может, за это и любили его больные и даже их более или менее занудные родственники, на общение с которыми доктор выделял полтора часа своего рабочего времени.
Последней посетительницей в этот день оказалась пухленькая женщина лет сорока, мама Ромки, толстого такого одиннадцатиклассника, попавшего в отделение с инфекционным эндокардитом. Она очень внимательно выслушала рекомендации Ивана, кое-что записала, потом спросила:
— Я хочу посоветоваться с вами не как с врачом… — Рукавишников напрягся и даже рассмеялся с облегчением, когда женщина сказала: — Сын не хочет в этом году поступать в институт. Весь год ходил на курсы, столько денег вбухано… А теперь не хочет. Может, вы как-то на него повлияете? Он о вас так восторженно отзывается и, наверное, прислушается…
— Знаете, у меня их, таких вот непокорных, трое. Не знаю, говорят ли они восторженно обо мне своим друзьям и подругам, но вот что точно: с каждым из них время от времени случается что-то такое, перед чем я только развожу руками. Бывают такие обстоятельства… И я пытаюсь им доверять. Извините…
— Я все понимаю… — сказала женщина. — Я могу заплатить… как за консультацию.
Иван почувствовал себя уставшим. К такого рода предложениям он тоже привык, уже и защитные механизмы выработались, такие, чтобы не обидеть собеседника нечаянной резкостью. «Вот если бы она здоровья моим подопечным или еще чего в таком роде предложила, — подумал он, — тогда, может, и насоветовал бы чего…»