Книга Следопыт, или На берегах Онтарио - Джеймс Фенимор Купер

– А вдруг это не Змей, Следопыт! Я не вижу на этом лице ни одной знакомой черточки!

– Сказал тоже! Какие еще черточки! Нет, нет, мой мальчик, все дело в раскраске, а эти цвета ты увидишь только у делавара. Это его боевая раскраска, Джаспер, все равно как на твоем судне, что на озере, полощется флаг с крестом святого Георгия12 , а у французишек развевается по ветру грязная салфетка с пятнами от рыбьих костей и жареной дичины. Вон и глаза видать, мой милый, и это глаза нашего вождя. Но, Пресная Вода, как ни свирепо горят они в бою и как ни тускло мерцают, выглядывая из-за листьев, – тут Следопыт легонько, но выразительно коснулся пальцем рукава собеседника, – мне случалось видеть, как из них градом катились слезы. Верь мне: несмотря на красную кожу, у него есть душа и сердце, хотя его душа и сердце устроены не так, как у белого человека.

– Всякий, кому знаком вождь, никогда в этом не сомневался.

– Но я-то знаю, – возразил Следопыт г гордостью. – Ведь мы с ним делили горе и радость; как бы тяжко ни карала его судьба, он никогда не терял мужества; и знал, этакий проказник и бедокур, что женщины его племени любят веселую шутку. Но что это я разливаюсь соловьем, словно городская кумушка перед соседками! У Змея острый слух. И не то чтоб он на меня рассердился: Змею известно, как я его люблю и всегда хвалю за спиною. Но душа у делавара стыдливая, и, только посаженный на кол, он сквернословит, как последний грешник.

Тут Змей доплыл до берега – как раз к тому месту, где сидели оба его дружка, – видно, он еще на том берегу углядел их; выйдя из воды, он только встряхнулся, как собака, и издал свое обычное: "У-у-ух!"

Глава 6

Все перемены – дело рук творца,

Мир – воплощенный бог.

Джеймс Томсон. "Гимн"

Когда вождь вышел на берег, Следопыт обратился к нему на его родном наречии.

– Хорошо ли это, Чингачгук, – сказал он с укоризной, – одному ввязываться в драку с дюжиной мингов! Правда, "оленебой" обычно меня слушается, но попасть в цель на таком расстоянии не просто, тем более что у этого нехристя только и видно было над кустами, что голову да плечи, и менее опытный стрелок мог бы промахнуться. Не мешало бы тебе об этом подумать, вождь, не мешало бы подумать!

– Великий Змей – могиканский воин: на военной тропе он видит только врагов. Воды еще не начинали течь, а его отцы уже колотили мингов.

– Я знаю твою натуру, я знаю твою натуру и уважаю ее. Никто никогда не услышит от меня жалоб на то, что краснокожий верен своей натуре, но осмотрительность так же подобает воину, как и храбрость: ведь если бы эти черти ирокезы не глядели на своих товарищей, упавших в воду, тебе бы несдобровать.

– Что это делавар затеял? – воскликнул Джаспер, заметив, что Чингачгук круто повернулся и опять пошел к реке с явным намерением снова полезть в воду. – Уж не рехнулся ли он и не собирается ли плыть назад за какой-нибудь забытой пустяковиной?

– Ну нет, это на него не похоже; обычно он так же осмотрителен, как и храбр, и только давеча на него что-то нашло, и он забыл и думать о себе… Послушай, Джаспер, – добавил Следопыт, отводя юношу в сторону в ту самую минуту, как плеск воды поведал им, что индеец бросился вплавь, – послушай, парень: Чингачгук не белый человек и не христианин, как мы с тобой, а могиканский вождь: у него свои законы и обычаи; и если ты водишься с людьми, которые не всем на тебя похожи, умей уважать чужую натуру и чужой нрав. Королевский солдат ругается и пьет, и было бы напрасной тратой времени стараться его исправить; ребенок падок на сладости, а женщина – на наряды, и бороться с этим бесполезно; натуру же индейца и его повадки еще труднее побороть, и, надо думать, бог создал его для некой мудрой цели, хотя ни мне, ни тебе в этих тонкостях не разобраться.

– Что бы это значило? Гляди, делавар подплыл к трупу, который выбросило на камень. Ради чего он идет на такую опасность?

– Ради чести, ради славы, ради доблестного подвига, все равно как знатные джентльмены за морем оставляют свои уютные дома, где им, как говорится, только птичьего молока не хватает – я имею в виду не маменькиных сынков, конечно, – и бросают все, чтобы ехать сюда бить дичь и колошматить французов.

– А-а, понимаю: твой приятель отправился за скальпом!

– Это его цель в жизни, пусть ею тешится. Мы, белые, не станем увечить мертвого врага; а в глазах краснокожего это великая честь. Верь не верь. Пресная Вода, а я знавал белых людей с громкими именами и немалыми достоинствами, у которых были еще более странные представления о чести.

– Дикарь останется дикарем, Следопыт, с кем бы он ни водил компанию.

– Это только так говорится, парень; как я сказал, у белых тоже бывают странные представления о чести, противно разуму и божьей воли. Я много думал об этом один в лесной тиши и пришел к выводу, мой мальчик, что уж раз миром правит провидение, значит, людям их наклонности даны для мудрой и разумной цели. Кабы индейцы были никчемный народ, бог не создал бы индейцев. Я иной раз думаю: если б удалось нырнуть на самое дно и заглянуть в корень вещей, оказалось бы, что даже племена мингов созданы для разумной и благой цели, хотя, признаюсь, у меня не хватает смекалки догадаться, для какой именно.

– Змей чересчур рискует, чтобы добыть скальп, – боюсь, это плохо кончится.

– Но он не так смотрит, Джаспер. Для него один-единственный скальп значит больше, чем целое поле сражения, усеянное трупами, – вот как он представляет себе войну и честь солдата! Помнишь молодого капитана Шестидесятого полка? В нашей последней стычке он жизни не пожалел, чтобы захватить у французов трехфунтовую пушку, считая это для себя делом чести; а я знавал совсем молоденького прапорщика – истекая кровью, он завернулся в полковое знамя да так и затих, бедняга, воображая, что ему лежится мягче, чем на бизоньих шкурах.

– Что ж, удержать знамя – это, я понимаю, заслуга!

– А для Чингачгука скальп врага – его полковое знамя. Он сохранит его и будет показывать еще и детям своих детей… Впрочем… – Тут Следопыт осекся и, грустно покачав головой, раздумчиво добавил:

– Бедняга! На старом стволе не осталось ни единого ростка! Нет у могиканина детей, что порадовались бы его трофеям, нет и племени, которое чтило бы его дела. Один как перст на свете – и хранит верность взглядам, в которых его растили и воспитали. Согласись, Джаспер, в этом есть что-то честное и достойное уважения, какая-то настоящая порядочность.

В толпе ирокезов послышались возмущенные крики, за которыми последовала частая ружейная пальба. Неприятельским воинам так не терпелось отнять у делавара его жертву и помешать его намерению, что человек двенадцать бросились в воду, а кое-кто доплыл даже футов за сто до кипящей быстрины, точно и в самом деле рассчитывал добраться до торжествующего врага.

Однако Чингачгук, хладнокровно внимая угрозам, проклятьям и пению пуль, от которых он, казалось, был заговорен, с привычной ловкостью продолжал свою работу. Но вот он ее закончил и, размахивая трофеем, издал победный клич, прозвучавший так неистово и дико, что еще долгую минуту своды молчаливого леса и глубокая долина, проложенная быстрым течением реки, полнились ужасными воплями, и бедняжка Мэйбл поникла головой в неудержимом страхе, а у ее дядюшки мелькнуло желание бежать без оглядки.